Я не успела возразить, или ответить, как парень примирительно поднял руки, выставив передо мной ладони.

— Я не стану на тебя давить. Просто прошу дать мне шанс. Обещаю, нет, торжественно клянусь не распускать руки, губы и язык! А еще обещаю быть милым и обходительным.

— Хм, — только и сказала я. Но отвечать сразу не собиралась. Шагнула мимо котяры в направлении общежития и только мгновение спустя, когда Крофт рванул за мной следом, лениво бросила:

— Я подумаю.

Мышонок вернулся перед закатом. Пискнул, напоминая о себе и проворно забрался в ладонь, которую художник опустил к полу, чтобы поднять грызуна. Вместе с ним, он подошел к столу и присел, отпустив мышонка. Тот почесал за ухо, и лишь потом позволил хозяину положить на крошечную голову широкую ладонь.

Несколько секунд царила тишина.

Он видел все, глазами мышонка. Высокую траву, мелькавшие ноги адептов. Здание администрации академии и темную нору, через которую маленький разведчик пробирался к кабинету ректора.

Там он увидел Барлоу и миссис Вайс. Женщина что-то говорила старому Лису, а тот слушал и кивал, словно соглашаясь с ее словами.

— Да, — художник, прислушавшись, вырвал из памяти мышонка отрывок брошенной фразы, — никто не станет рисковать. Я поддерживаю идею какое-то время не высовываться за пределы академии. Никому из круга.

— Это верное решение, Ричард, — кивнула Гертруда Вайс и поправила съехавшие на нос очки. — Я рада, что остальные также прониклись и поняли, насколько опасен метаморф. И тот, кто стоит за ним.

Ректор нахмурился.

— Сейчас ты говоришь словами Торна, — заметил он.

— Еще бы мне не говорить так, как он, — Сова ухнула и вздохнула, — благодаря нашему Волку я жива. А я, знаешь ли, привыкла помнить добро. К тому же, я поддерживаю план Александра.

— Но мы не можем сидеть здесь вечно, как в заточении, — ректор встал из-за стола. Прошелся по кабинету. Мышонок поворачивал голову, следя за движениями оборотня. И художник чувствовал, как его питомец волнуется от запаха хищников. Сова и Лис были едва ли не первыми врагами маленького грызуна. И только страх перед хозяином заставлял малыша сидеть в вентиляционной трубе. Смотреть и слушать.

— Нам надо выманить метаморфа и уничтожить, — продолжил Барлоу. — Жить в страхе, что может быть более унизительно, не так ли, Гера? И нам надо нанести удар сейчас, пока мы сильны и пока у нас не хватает только одного камня.

— Но вряд ли эта девочка, Кейра, уже постигла силу амулета, — осторожно заметила Вайс, а художник вздрогнул всем телом, прошептав проклятье и открыв глаза.

Мышонок, пикнув, ринулся прочь, чувствуя, как гнев просыпается в его хозяине. Он спрыгнул со стола на пол, больно ударившись передними лапками, но успокоился лишь когда забрался в норку в стене и смог отдышаться. Маленькое сердечко билось сильнее, почти причиняя боль. Он не рискнул высунуть любопытный нос и посмотреть, что происходит в комнате. Но слышал грохот и рычание своего хозяина. Слышал и сжимался в маленький комок, подрагивая и попискивая от страха.

Мышонок понимал, что сегодня, видимо, принес плохие новости.

А еще он чувствовал, что скоро хозяин снова призовет свое чудовище. И снова прольется кровь.

Первый семинар я пережила. Оказалось, все не так страшно. Да и спрашивали не всех. Так что я, со своим докладом, осталась сидеть, не в силах заставить себя вызваться и рассказать тему.

Кого-то профессор вызывал сам. Кто-то, ну очень смелый, как на мой взгляд, поднимался и выходил на трибуну по собственной инициативе. Я же пока сидела и смотрела, мотала, так сказать, на ус, как это происходит. В результате, опасность меня миновала и из аудитории я выходила спокойная, понимая, что все занятие просидела в ожидании и как на иголках.

Конечно, после привыкну, но первый раз это показалось мне весьма напряженным действием.

Дальше были лекции. На одной я почти спала, слушая, как гудят ноги после пробежки — все же я уже привыкла к такому напряженному графику у боевиков, но порой тело побаливало. Особенно в особенный для женщины дни. А вот вторую лекцию я слушала с интересом, так как профессор затронул тему весьма меня заинтересовавшую.

Касалась она истории королевства. А именно, метаморфов, некогда наполнявших ряды оборотней.

Услышав знакомое слово, даже замерла и не отводила взгляда от декламатора, пока он, расхаживая по трибуне, поведал нам ту часть истории, которую, как я поняла, все старались забыть.

— Метаморфы были сильны. Сильны и амбициозны, — говорил он. — Представьте себе существо, которое может принимать любой, — он обвёл взглядом аудиторию и повторил слово, делая на нем акцент, — любой облик. От мелкого зверька до громадного слона или носорога. И вы поймете всю силу этих оборотней, которые, вдобавок, были наделены огромной магической силой.

Я, задумавшись, представила себе этакого зверя и, признаться, не смогла. Зато прекрасно помнила все то, что мне показал Торн. До сих пор не могла прогнать эти картинки из памяти. Они то и дело напоминали о себе. Предполагаю, что волк не обошелся без толики магии. Словно пытаясь заставить меня понять, какая опасность грозит мне, реши я ослушаться и покинуть пределы Академии. Хотя, к слову говоря, в последнее время Хранители не собирались и вокруг было тихо и мирно. По крайней мере, мне так казалось.

— Представьте себе общество, где одни оборотни низшая раса, созданная только для того, чтобы работать на другую. Более могущественную и сильную, — между тем рассказывал профессор Саймон. — Вот какую участь готовили для нас метаморфы. Стоит сразу сказать — размножались они с трудом. Видимо, сама природа пыталась в какой-то степени контролировать количество подобных существ. Но когда в семье метаморфов рождался ребенок, причем эти браки могли быть и смешанными, то всегда этот ребенок получал силу метаморфа, не зависимо от того, была ли это его мать, или отец.

Профессор вздохнул и остановился, заложив руки за спину. Обвел взглядом притихшую аудиторию, отмечая с блеском в глазах интерес, светившийся во взглядах адептов. Затем, выдержав многозначительную паузу, продолжил:

— Много столетий назад простые оборотни поднялись против короля. Его свергли и уничтожили силой магии. Это единственное, что могли противопоставить метаморфам наши предки. Тогда, в кровопролитной войне, были уничтожены все представители этой расы. Но и наши ряды проредили. Вот почему сейчас среди оборотней так мало сильных магов. Предки выложились на всю мощь, на которую только были способны. И выгорели.

Я сглотнула. От чего-то во рту стало горько. Будто я съела что-то неприятное. По спине прошла легкая дрожь, а воображение нарисовало мне картину дворца, охваченного пламенем. Горящих людей, мужчин, женщин, детей и стариков. Профессор продолжал рассказывать о том, как оборотни — маги, теряя силу, зная, что возможно, навсегда лишаться своей маны, уничтожали опасную расу, а я видела только ужасные смерти, слишком яркие, чтобы они могли быть настоящими.