приятель. — Он легко прошелся по комнате, поднял книгу, перелистал журнал.

— Как продвигается дело?

— Да никак особенно.

— Может, они там просто про меня забыли?

— Сомневаюсь.

— Удалось им выловить всех членов этой… этой шпионской сети? — Даже на таком расстоянии как-то неловко было это обсуждать.

— Надеюсь, что да. Во всяком случае, всех, о ком стало известно. На вашем месте я бы об этом не думал.

— А есть кто-нибудь, о ком я не знаю?

— Ну, где ж нам знать, что вы знаете и чего не знаете? — ответил он, улыбаясь своими змеиными глазками.

— Вы хотите сказать, что меня здесь держат потому, что во мне сомневаются?

— Может, да. А может, нет. Я не знаю. Да и не очень-то жажду узнать. Вы сами в это ввязались. Может быть, в другой раз не станете так поспешно соглашаться. Это дело бесперспективное, приятель, абсолютно бесперспективное, — сказал он, направляясь к двери.

— Погодите минутку, — быстро проговорил я. Мне показалось, что он не прочь потрепаться. Иногда он все же бросал какие-то намеки. — А что по поводу Канлифа? Он-то, надеюсь, попался?

— И я надеюсь.

— А тот человек, что за мной следил?

— Не имею никаких сведений. Знаете, нельзя сказать, что они забрасывают меня открытками.

— А что с Нимеком?

— Нимеком?

— Я вам о нем рассказывал. Владельцем маленькой стекольной фирмы, в которой я работал. Братом моей няньки.

— А-а, с ним. Он забавный тип, этот Нимек. Знаете, он все еще пишет своей сестре.

— Все еще пишет няне? Но она ведь умерла!

— Да. Это вы так считаете. Но ему, возможно, никто об этом не сообщил. На прошлой неделе она выглядела очень даже живой. Мы посылали своего человека проверить.

Я, как громом пораженный, смотрел ему вслед.

Вскоре такие вот мелкие уколы стали его главным развлечением. Может, это помогало ему одолеть скуку. Не могу сейчас припомнить все наши разговоры. Помню очень ясно только один. Я с самого начала лихорадочно думал, как вообще получилось, что меня втравили в это дело. И однажды сказал Роддингхэду, что такой способ передачи важных секретов малость попахивает дешевым детективом.

— Думаете?

— Неужели они не могли вложить эту бумажку в портфель какого-нибудь дипломата?

— Понятия не имею, приятель. Может, это была какая-то совершенно независимая операция. Такое тоже случается.

— Так значит, это сделала кучка любителей?

— Среди моих сведений подобное не значится.

— Вы хотите сказать, что Канлиф — настоящий шпион?

— Именно это я и имел в виду. Вас, наверно, не очень удивит, что это имя у него не единственное.

— Так значит, я о нем слышал, только под другим именем?

— О да. Вы сами упомянули одно из его имен, В том самом списке эмигрантов.

— И кто же это?

— Так сразу не припомню. Но у него была еще уйма адресов — один из них в Ирландии. Видимо, он долго там жил — у него там жена и дочь.

— Где именно в Ирландии?

— О, сейчас не вспомню. С женой он разошелся несколько лет назад, а дочь живет в Лондоне.

— И эта его дочь… Она тоже участвовала в этом деле?

— Да, разумеется. Настоящая семейная операция.

— Вот как…

— Не волнуйтесь, — сказал он уже в дверях, улыбаясь змеиной улыбкой, — ее мы тоже отловили. А вам бы и правда нужно придумать себе другое занятие. В наши дни одной беготней не прокормишься.

В этот день я уже не слушал радио и не читал книг. А просто сидел, глядя на деревья и на серое небо. Я испытывал мучительную тоску. Итак, последний кусочек мозаики встал на место — теперь мне было совершенно ясно, как все случилось.

Глава 51

В посольском саду летали желтые листья. Выл ветер. Без продыху моросил дождь. И по утрам частенько приходилось зажигать свет. Раз, после завтрака, в дверь постучали и вошел Роддингхэд. А с ним — двое его коллег. В руке он держал бумажный свиток.

— Мистер Вистлер, — сухо сказал он, — мне поручено зачитать вам следующее…

Он развернул свой свиток и стал читать скороговоркой. Это было Секретное государственное постановление от 1911 года. Окончив читать, он протянул его мне:

— Пожалуйста, прочтите сами.

— Что это такое? Что случилось?

Я стал нервно читать. А они, все трое, внимательно за мной наблюдали. Потом я вернул эту бумагу Роддингхэду.

— Понятно ли вам содержание прочитанного?

— Думаю, что да.

— Дайте мне, пожалуйста, печать, — сказал Роддингхэд. Один из них протянул ему печать и подушечку. Он проштемпелевал этот документ и протянул мне ручку.

— Распишитесь.

— Зачем?

— Затем, что я вам так велю. Давайте-давайте.

Я расписался там, где он указал.

— Послушайте, что происходит? В чем дело?

Роддингхэд быстро скатал бумагу в рулон и, выполнив таким образом свой государственный долг, сразу расслабился.

— Вы возвращаетесь домой, приятель, — дружелюбно сказал он.

— Домой? Когда?

— Сегодня. Думаю, что примерно часа через два.

— Сегодня? Но ведь я… Почему ж вы меня не предупредили?

— Прошу прощения. Получил телеграмму всего пару минут назад.

Я был так потрясен, что только пялился на него, разинув рот.

— За вами вылетает специальный самолет из Германии. А Канлиф с дочерью летят в противоположном направлении.

Видимо, они устроили обмен. Самолет с Канлифом вылетит на восток, а мой самолет вылетит на запад, и оба они поднимутся в воздух одновременно.

— Прошу извинить, что не предупредил вас заранее. Но ведь у вас не так много багажа, не правда ли? Если мне не изменяет память, ничего, кроме бутылки молока?

— Значит, меня выпускают на свободу?

— С определенными ограничениями, все они оговорены в документе, который вы только что подписали. Вам здорово повезло. Вы могли заплатить за это многими годами тюрьмы. Естественно, обо всем происшедшем говорить запрещено. Это непреложный закон для вас и для любого другого. И никаких рассказов про свои героические подвиги. Никаких сенсационных материалов для газет.

Я уполномочен вам напомнить, что все перечисленное в этом постановлении должно неукоснительно соблюдаться. Достаточно вам сболтнуть хоть одно слово — с mens rea[98] или же без него, — и вы за решеткой, ясно?

— Ясно, — сказал я.

Я уехал до ленча. Роддингхэд сел рядом со мной на заднее сиденье, и посольская машина повезла нас в аэропорт. Мы сидели в матине, пока самолет не приземлился, и потом подкатили к асфальтированной площадке, где он нас ждал. Мы с Роддингхэдом поднимались по трапу, а вокруг стояло несколько наглухо застегнутых. Роддингхэд смотрел в одну точку, прямо перед собой. В дороге мы не разговаривали.

В самолете он протянул мне руку.

— Ну что ж,