Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Худощавый прокурор продолжал излагать точку зрения обвинения и приводить доказательства. Его лицо оставалось непроницаемым, как маска, а тот факт, что Канна не признавала себя виновной, казалось, никак его не волновал.
– Господин Касуга, руководивший вскрытием, написал в заключении, что нож пронзил тело в области груди под большим углом, и указал, что удар был нанесен снизу. Это логично, учитывая разницу в росте подсудимой и потерпевшего. Кроме того, господин Касуга отметил, что, несмотря на хрупкое телосложение подсудимой, если потерпевший не чувствовал от нее угрозы и не пытался обороняться в момент нападения, она вполне могла нанести удар достаточной силы, чтобы лезвие вошло настолько глубоко, чтобы достичь сердечной мышцы, – все так же сухо закончил свою речь прокурор.
Председатель поднял голову.
– Сторона защиты, вам слово. Изложите свою позицию.
Со своего места вновь поднялся Касё. Он бросил на Канну обеспокоенный взгляд, а затем обратился прямо к присяжным. Ему предстояло оспорить стройную теорию, которую только что безапелляционным тоном изложил прокурор.
– Прежде всего я, адвокат подсудимой, Касё Анно, хотел бы напомнить про один из базовых правовых принципов, презумпцию невиновности. Он предполагает, что все спорные моменты в деле должны толковаться в пользу обвиняемого. Иными словами, о совершении убийства можно говорить только в том случае, когда есть неопровержимые доказательства того, что это преступление действительно имело место. Предоставить такие доказательства – задача стороны обвинения. И в случае, когда остается хоть малейшая вероятность того, что обвиняемый не виновен, суд обязан вынести именно такой вердикт. Итак, прокурор выделил ряд принципиальных в данном деле фактов. Я бы хотел объяснить, как их интерпретирует сторона защиты.
Четкость и последовательность в речи Касё располагали к себе. Я не знала, как он собирается выстраивать линию защиты теперь, когда Канна изменила свои показания, поэтому сосредоточилась, чтобы не пропустить ни единого слова.
– Итак, первый факт, который привела сторона обвинения, заключается в том, что перед встречей с потерпевшим, Наото Хидзириямой, подсудимая купила кухонный нож. Но сделала она это не затем, чтобы совершить убийство. Конечно, поскольку преступление произошло после покупки ножа, легко предположить, что у подсудимой был злой умысел. Чтобы правильно интерпретировать ситуацию, вам необходимо кое-что узнать о моей подзащитной. У нее на руках – тридцать два шрама, она с детства занимается самоповреждением. Пять порезов она нанесла себе в тот день, когда скончался ее отец. Кроме этого, только на левой руке у нее пять шрамов в области чуть выше локтя, десять в зоне предплечья, еще пять на запястье. Почти все шрамы, кроме пяти свежих, у подсудимой уже давно. Это подтверждает заключение доктора Такасимы из больницы при Океанографическом университете. С десяти до четырнадцати лет подсудимая два раза в месяц в качестве модели принимала участие в занятиях по рисованию, которые проводил в мастерской у себя дома ее отец, Наото Хидзирияма. Все его ученики были мужского пола, и позирование перед ними наносило серьезный ущерб психике подсудимой, однако Наото Хидзирияма, который не являлся биологическим отцом моей подзащитной, угрожал, что может вычеркнуть ее из семейного реестра за непослушание, поэтому она не могла отказаться от участия в занятиях. Вместо этого она начала заниматься самоповреждением. Когда она впервые показала отцу порезы на руках, он разрешил ей какое-то время не позировать на его уроках. Подсудимая поняла, что благодаря этим порезам она сможет больше не приходить на занятия к отцу, и начала наносить их себе снова и снова. Осознавая, что шрамы могут увидеть его ученики, Наото Хидзирияма велел подсудимой больше не позировать на его уроках. Но к тому времени она разучилась справляться с эмоциональным напряжением без помощи самоповреждения. И девятнадцатого июля она пошла на работу к потерпевшему не затем, чтобы его убить, а чтобы показать ему свои новые порезы. Иными словами, она купила нож для того, чтобы нанести себе увечья, а не чтобы убить Наото Хидзирияму. Это подтверждают заключение врача и показания самой подсудимой.
Как только Касё закончил речь, прокурор продемонстрировал улики, в том числе и орудие убийства. Только сейчас, когда на экране появилась фотография кухонного ножа со следами запекшейся крови, меня впервые поразило осознание: отец Канны и в самом деле погиб. Мне в голову начали закрадываться сомнения: что, если мы все-таки ошиблись и на самом деле Канна хотела его убить? Я попыталась разглядеть ответ в глазах девушки, но та опустила взгляд в пол.
Настала очередь стороны защиты представить свои улики. Касё встал из-за стола и произнес:
– Ваша честь, господа присяжные, пожалуйста, взгляните на экран.
Там появилась фотография написанной маслом картины, на которой Канна сидела, прислонившись спиной к голому мужчине. Эта работа отличалась от наброска, который показывал нам Намба. Модели были изображены с другого ракурса, сама картина написана в цвете и с большим вниманием к мелким деталям – благодаря этому нагота мужчины еще сильнее бросалась в глаза, чем на карандашном рисунке, который мы видели в Тояме.
Присяжные, нахмурившись, рассматривали изображение на экране.
– Девочка в белом платье – обвиняемая. Мужчина рядом с ней – работник модельного агентства, нанятый потерпевшим. Картина была написана одним из его учеников во время занятий, которые Наото Хидзирияма проводил в мастерской у себя дома. Как вы можете видеть, никакие части тела мужчины не прикрыты одеждой. Тем не менее на каждом уроке потерпевший заставлял обвиняемую, которая на тот момент являлась ученицей начальной школы, позировать, соприкасаясь с его обнаженным телом.
Увидев картину своими глазами, некоторые присяжные заметно помрачнели. Я и не ожидала, что она произведет такой эффект.
Касё говорил спокойно и размеренно. В нем чувствовались острый ум и стремление добиться справедливости – качества, без которых не стать хорошим адвокатом. Я сама не заметила, как меня увлекла его речь, словно я была простым слушателем и не знала никаких подробностей дела.
– Позвольте зачитать показания Кёко Усуи, которая дружит с подсудимой начиная с начальной школы. «Насколько я помню, обстановка дома у Канны была очень напряженной. Больше всего меня удивляло, что ее отец запрещал запирать входную дверь, даже когда Канна оставалась дома одна, потому что ненавидел носить с собой ключи. Как-то раз ее мать улетела на Гавайи на четыре дня. Канне тогда было двенадцать. Ее отец пошел выпить с друзьями. Канна ждала его до поздней ночи, но он так и не вернулся. Тогда она, опасаясь, что в дом