может кто-нибудь залезть, заперла дверь и легла спать. Когда на следующий день ее отец вернулся, он был вне себя от ярости и выгнал Канну из дома. Однажды в школе после уроков она рассказала мне, как ночью брела куда-то по снегу, поскользнулась и поцарапала колено, но ей помог продавец, который работал в круглосуточном магазине неподалеку. Я до сих пор помню, с какой радостью она рассказывала, что тот парень оказался совсем не похож на других мужчин, что он был гораздо добрее ее отца и его учеников». Продавец, которого упомянула в своих показаниях Кёко Усуи, – это Юдзи Коидзуми. У меня есть письмо от господина Коидзуми, и я хотел бы его зачитать.

Я подняла взгляд. Коидзуми, который на нашей встрече трясся от страха и просил оставить его в покое, отважился дать показания? С нескрываемым удивлением я стала вслушиваться в содержание письма.

– «Десять лет назад, в конце марта, я, Юдзи Коидзуми, будучи студентом, подрабатывал в круглосуточном магазине. Во время своей рабочей смены я увидел на улице Канну Хидзирияму, на тот момент только закончившую начальную школу. Она сидела на корточках, на ноге у нее была кровь. Я обработал царапины, а она призналась, что ее выгнали из дома. С того дня Канна часто приходила ко мне в гости, чтобы спрятаться от родителей, и жаловалась на проблемы в семье. По ее словам, у нее дома регулярно проходили занятия по рисованию, на которых она позировала вместе со взрослым обнаженным мужчиной, а иногда даже подвергалась домогательствам со стороны пьяных студентов, посещавших занятия. Она плакала и жаловалась, что не хочет возвращаться домой. Я понимал, что у нее в семье проблемы, но не хотел вмешиваться в чужие дела и в конце концов велел ей больше не приходить ко мне. Тот разговор вышел очень эмоциональным, поэтому я хорошо его запомнил». На этом письмо господина Коидзуми заканчивается.

От напряжения воздух в зале суда стал густым, как туман. На лицах присутствующих читался немой вопрос: «Что за ужас творился в этой семье?»

– Мы также поговорили с господином Касугой, который руководил вскрытием. По его словам, то, умышленно ли был нанесен удар ножом или явился следствием несчастного случая, можно определить по форме кровотечения в области сердца. На основе данных вскрытия он делает вывод, что Наото Хидзирияма с большой долей вероятности мог сам напороться на нож. Ранее прокурор утверждал, что невысокая девушка хрупкого телосложения могла нанести удар достаточной силы, чтобы убить обвиняемого, если тот не чувствовал угрозы и не пытался обороняться в момент нападения. В разговоре с нами доктор Касуга подтвердил, что это возможно, но подчеркнул, что для подсудимой все же было бы довольно сложно нанести настолько глубокую и ровную рану.

Напряжение нарастало, воздух становился все гуще. Только голос главного судьи по-прежнему оставался спокойным.

– Спасибо, господин Анно. Далее, после небольшого перерыва, мы выслушаем свидетелей со стороны обвинения. Заседание продолжится в 15:00.

Я хотела поскорее выйти из зала суда и немного отвлечься от происходящего. Резко встав со своего места, я тут же почувствовала легкое головокружение. Я часто устаю во время сеансов психотерапии, потому что они требуют большой концентрации, но на сегодняшнем заседании мне было куда тяжелее. Мы с Цудзи ждали в коридоре, когда из зала вышли Касё и Китано. Увидев меня, Касё подмигнул. Я подошла и прошептала:

– Хорошая работа.

– А вот ты выглядишь не очень хорошо. Устала?

– Все нормально. Лучше скажи, как тебе удалось уговорить Юдзи написать письмо.

За время заседания у меня накопилось много вопросов, которые мне не терпелось обсудить с Касё. Я быстрым шагом следовала за ним по коридору. Он остановился перед автоматом, чтобы купить кофе в банке, и ответил:

– Я поговорил с ним как мужчина с мужчиной. Хотя, конечно, парень долго ломался. Кстати, Китано, что ты думаешь о прокуроре?

– Я еще во время досудебных разбирательств подумал, что на слушании с ним будет много проблем. Дождитесь, когда он будет допрашивать Канну. Там он покажет себя во всей красе… – пробормотал Китано, покупая в автомате банку колы.

– Такие типы, как он, закидают тебя самыми бестактными вопросами и бровью при этом не поведут. Ситуация, конечно, с самого начала складывалась так себе, но проигрывать я все равно не собираюсь, – с этими словами Касё посмотрел на меня, затем на Цудзи и серьезным тоном добавил: – Думаю, картина произвела на присяжных сильное впечатление, и все благодаря тому, что вы вдвоем поехали в Тояму и выяснили, как проходили уроки рисования в доме Хидзириямы. Спасибо.

– Нет, нет, что вы! Простите, если я вмешивался в это дело больше, чем следовало, – смущенно начал отнекиваться Цудзи. – Надеюсь, вам удастся выиграть. Удачи!

Поклонившись, мы покинули здание суда, чтобы пообедать. Никогда еще я не ощущала такого прилива энергии, глядя на холодное зимнее небо.

– Все это очень волнительно, – будто прочитав мои мысли, произнес Цудзи.

Я молча кивнула. Мы вернулись за десять минут до начала заседания. Направляясь по белому коридору в сторону зала суда, краем глаза я заметила знакомую фигуру и тут же обернулась. Прокурор провожал в комнату ожидания для свидетелей мать Канны, на ней был белый свитер. Я лишь мельком увидела профиль женщины. Она выглядела не подавленной, а скорее воинственной.

С ощущением, будто увидела что-то не предназначавшееся для моих глаз, я пошла в сторону сидений для слушателей.

– Итак, продолжим заседание. Сначала мы заслушаем показания свидетеля со стороны обвинения. Свидетель, пожалуйста, выйдите вперед.

Мать Канны, громко стуча каблуками, направилась к трибуне. Она не сводила глаз с дочери, и та поспешно опустила взгляд в пол.

– Свидетель, представьтесь, пожалуйста.

– Акина Хидзирияма.

Ее голос звучал твердо. Она выглядела слишком величественно для женщины, чей муж был убит, а дочь находилась под арестом. На этот раз вместо нервозного прокурора со своего места поднялся другой, молодой и спокойный.

– Я бы хотел задать свидетелю несколько вопросов. Девятнадцатого июля вы находились дома и готовили ужин, когда обвиняемая пришла домой в футболке со следами крови. Все верно?

– Да.

– На ваш взгляд, как матери, в каком состоянии находилась подсудимая?

– Она выглядела взволнованно, но при этом не плакала. Для человека, который только что убил родного отца, она вела себя очень спокойно.

– Спокойно?

– Да.

– Подсудимая что-нибудь вам сказала?

– Сказала, что отцу в грудь вонзился нож.

Я широко открыла глаза. Получается, Канна сразу попыталась объяснить матери, что не убивала отца. Однако та никак не упомянула об этом, когда мы приезжали к ней в больницу.

– И как вы отреагировали?

– Я спросила: «То есть он что, хотел покончить с собой?» Канна ответила, что он налетел на нож, который она держала в руке. Я возразила, что ножи не вонзаются в людей сами по себе.

– Что же