Американские авиастроительные компании более оперативно реагировали на критику военных. С появлением в Корее новых самолётов, их пилоты получили огромное преимущество, особенно в манёвренных боях на виражах. Облачённый в противоперегрузочный костюм пилот «Сейбра» мог при необходимости закрутить манёвр фактически любой крутизны, тогда как на МиГе при всём желании приходилось чертить размашистые фигуры, чтобы не потерять по дороге сознание, а заодно и тонкие хрупкие крылья.

Даже оказавшись у тебя на мушке, американец мог, ощетинившись воздушными тормозами, поставить машину практически вертикально. В лучшем случае ты его просто терял, а в худшем проскакивал вперёд и сам оказывался в прицеле. Более кошмарный сценарий боя придумать сложно!

Да и в скороподъёмности «Сейбры» модификаций «F» и «D» теперь тоже не уступали нам, как это была в первый год боёв в Корее. И в пикировании они тоже легко отрывались от преследования.

Естественно в борьбе с таким врагом надо было всё без остатка выжимать из своей машины. Поэтому Борис наплевал на существующий приказ высшего начальства, категорически запрещающий армейским лётчикам облёт самолётов на «валёжку». Хотя и подвергать своих людей неоправданному риску Нефёдов тоже не собирался. Прежде чем допустить подчинённых к опасным самостоятельным полётам, он решил поработать с ними в тесной связке. Для этого срочно требовалась недавно созданная советской авиапромышленностью двухместная учебно-тренировочная «спарка» УТИ МиГ-15 «Бис».

На базе, где тренировались «штрафники», одна такая машина имелась. Вот только легально достать её Борису не удалось. Командир истребительного полка, к которому Нефёдов обратился с просьбой одолжить дней на пять двухместный МиГ, ответил, что у него самого вчерашних курсантов – две трети личного состава. И многих из них комэскам[45]приходиться лично «катать», прежде чем допустить мальчишек до самостоятельных полётов.

Борис был готов войти в положение коллеги, вот только времени ждать, пока у того освободиться нужная техника не было. Пришлось, скрепя сердце, натравить на соседа майора Бурду. Зато ровно через час после разговора с особистом полностью заправленная и готовая к вылету «спарка» стояла в той части аэродрома, где тренировалась особая группа.

Борис сразу же начал отрабатывать самые сложные элементы на этой машине, по ходу дела исправляя ошибки подчинённых, и решая для себя, кто из них на что годиться. Важнее всего для Нефёдова было убедиться, что никто из знакомых ему сорвиголов не утратил былого куража и не боится летать на новых самолётах. К счастью быстро выяснилось, что даже самый младший член их группы сумел справиться с психологическими последствиями недавней аварии. Хотя, садясь вместе с молодым лётчиком в самолёт, Борис готовился увидеть в его глазах страх. Но как Нефёдов не вглядывался в зеркальце заднего вида, ему так и не удалось заметить в лице сидящего в соседней кабине Сироткина признаков паники.

После трёх совместных полётов на «спарке» Алексей был готов продолжить тренировки самостоятельно. Правда, потом он всё же признался: «Иду к самолёту, а у самого мандраж такой, что изо всех сил держусь, чтобы страха не показать. Сел в кабину, а каблуки мои чечетку отбивают. Механик похоже что-то заметил лыбится, но молчит. Но как поднялся в небо – все прошло».

Остальные тоже постепенно входили в лётную форму. Правда в первых вылетах на серьёзные «режимы» у некоторых лётчиков шла носом кровь, их рвало. И всё же зрелые мужики сумели адаптироваться к возросшим перегрузкам, которые за то время пока фронтовики «не брали в руки шашек», стали не только значительно тяжелее, но и продолжительнее. Бориса радовало, что «старые волки» полны оптимизма, начинают чувствовать реактивную технику и понимать специфику её применения. Пора было переходить к жёсткой финальной части подготовки, максимально приближенной к боевым условиям…

Однажды группа получила семь новеньких серебристых МиГ-15 «бис». Нефёдов настоял, чтобы Бурда достал машины, сделанные в европейской части Союза. По своему опыту он знал, что самолёты из Комсомольска-на-Амуре «дубоватые» в управлении. И Бурда, надо было отдать ему должное, с ролью снабженца справлялся просто прекрасно.

Борис приказал каждому лётчику «обжать» свой самолет на «валежку» на высоте всего 100 метров. Особый риск задания заключался в том, что в случае сваливания машины её пилоту катапультироваться не удастся из-за недостатка высоты. Остроумный «Одесса» метко назвал задание «афёрой». За неделю до прилёта группы в Маньчжурию на этой самой авиабазе убился во время подобной тренировки опытный лётчик, командир эскадрильи. Все об этом инциденте знали, но, естественно, приказ командира никто не собирался обсуждать. Но Нефёдов чувствовал, что некоторые из фронтовых товарищей впервые с начала командировки засомневались в себе. Поэтому перед первым вылетом на чрезвычайно опасное упражнение «Анархист» объявил перед строем:

– Мы не первый день знакомы. Поэтому обойдёмся без предисловий. Сегодня мы фактически начинаем воевать. В нашем деле без риска нельзя, наверняка кто-то из нас не увидит больше родного дома… Я хочу, чтобы каждый ещё раз хорошенько всё взвесил. Вы знаете: под пистолетом я никого никогда в бой не гнал. Здесь тоже все находятся добровольно. Если же кто-то решит в последний момент отцепить свой вагон от состава, препятствовать ему в этом не стану… А теперь пусть сделает шаг вперёд тот, кто решил, что: «или грудь в крестах, или голова в кустах».

После этих слов все дружно сделали шаг вперёд.

«Единственный разумный способ обучать людей – это подавать им личный пример» – следуя этому принципу, Нефёдов выполнил несколько полётов на критические режимы, наглядно демонстрируя подчинённым способность лётчика контролировать машину в любых ситуациях. Глядя на то, что вытворяет в небе командир и остальные загорелись желанием попробовать повторить сложные элементы.

К счастью, во время «обжимки» никто не разбился. Затем лётчики на своих МиГах приступили к отработке групповой и парной слётанность, высшего пилотажа. Начались воздушные бои, которые учебными можно было назвать с большой натяжкой. Разве что противники не стреляли друг в друга боевыми снарядами, а так разрешались любые приёмы: опасные выходы в лобовую, маневрирование у самой земли и прочие трюки из арсенала воздушных «гладиаторов».

«Одесса» со своим новым молодым ведомым сразу начали остро конкурировать между собой, даже не смотря на большую разницу в возрасте. Словно мальчишки-одногодки, они пытались перехватить друг от друга добычу. Каждый бравировал перед напарником удалью и бесстрашием. Каждый во всём пытался утереть другому нос. «Одесса», подначивая сынка, с усмешкой говорил молодому напарнику:

– Мы с тобой, как два комара – городской и лесной. Я – городской – опытный, а ты, который, не зная людей, позволит прихлопнуть себя первому же туристу. Я твой единственный шанс на выживание, сынок.

Борис не одобрял педагогических методов Лёни, но и вмешиваться не спешил. Пусть Красавчик довёдёт дело до конца, пусть сам взмолится, чтобы ему дали другого ведомого, чтобы не возмущался потом, что ему не позволили сделать из «Сынка» человека.