Он воспользовался предложением, но все равно недоверчиво протянул:

– Сейчас их сводят так же легко, как и набивают.

– Почти так же, говорят, даже шрам, что остается поначалу, столь тонок, что со временем пропадает совсем. Вернее, это даже не шрам, а легкое, но вполне заметное покраснение. И ты ведь ничего подобного не видел, так ведь?

– Может, это очередной твой фокус. Внешность ты же изменила!

– Кстати, об этом, после пластики лица, особенно если достаточно кардинально изменялась внешность, за ушами тоже остаются едва заметные шрамы. – Я убрала волосы и повернула голову вполоборота. – Видишь что-нибудь?

– Кажется, нет.

– Хорошо. И последнее: мои глаза другого цвета, и внимательный собеседник уже давно обратил бы на это внимание.

– Верно, твои глаза ярко-зеленого цвета. Но здесь не слишком хорошее освещение, и, честно говоря, я даже не подумал смотреть.

– Понимаю, не всякий человек станет заглядывать в глаза своего заклятого врага, – невесело усмехнулась я.

– Да, наверное, так и есть. – Он совершенно утратил пыл и, кажется, даже расстроился, уселся прямо на пол, опираясь спиной о стену, выронил оружие, опустил голову и прикрыл ее руками. – Значит, все пропало и все понапрасну, – негромко пробормотал он.

– Что именно? – решила уточнить я.

– Я шел сюда в надежде отомстить и говорил себе, что сегодня закончится все, годы лишений, страданий и страшных воспоминаний.

– Значение мести сильно преувеличивают. Как и облегчения, что после нее наступает.

– Может быть. Но теперь надежда утрачена, и мне ничего не осталось.

– Как начать все с самого начала, – охотно подсказала я.

– Ага. Боюсь, я не знаю, с чего именно начать, и опасаюсь, что эта хитрая ведьма снова может улизнуть.

– Давай выпьем чаю, Призрак, и спокойно поговорим, – предложила я, зажигая огонь под чайником, – ты расскажешь мне все, что знаешь о Светлане, потому что сведения, которыми располагаю я, крайне скудны и разрозненны. А потом мы вместе подумаем, как именно быть дальше.

– Ее вывезут за границу и спрячут, а потом она сама примет меры, чтобы затеряться, она это умеет, поверь.

– А я слышала, что Светлана грезит о власти и деньгах. И недавние действия, предпринятые ею, направлены не только на то, чтобы избавиться от врагов, но и чтобы расчистить путь.

Он немного помолчал.

– Это предположение не лишено здравого смысла, – сказал он некоторое время спустя, – но поверить в него слишком сложно.

– Мы можем принять меры, чтобы проверить эти выводы. А значит, не стоит отчаиваться. Потому что еще не все потеряно, потому как, сам понимаешь, чтобы захватить власть в группировке и успешно ее удерживать, нужно находиться в своей стране, а не за границей.

– Пожалуй, ты права.

– Кроме того, возможно, у нас получится саботировать отъезд Светланы. Чтобы уж точно наверняка знать, что она не уйдет от мести.

– Каким образом?

– Пока не знаю, но постараюсь подумать об этом.

– Времени нет!

– Есть, у нас два дня, этого более чем достаточно.

– Прости, я так и не спросил, как твое настоящее имя?

– Меня зовут Евгения Охотникова. Разрешаю навести обо мне справки, чтобы упрочить доверие и ничего не опасаться.

– Должен заметить, Женя, что ты настоящая оптимистка, это я могу сказать и не собирая о тебе дополнительных сведений.

– В данном случае для оптимизма имеются все основания. Мы сумеем найти их убежище. Для этого необходимо лишь одно.

– Что именно?

– Я должна быть уверена, что Светлана заслужила то наказание, которое для нее уготовано.

– Хорошо, будь по-твоему. Давай заваривай свой чай, я расскажу все, что знаю.

– Внимательно тебя слушаю.

И действительно, из рассказа незнакомца, именующего себя «Призрак», я не упустила ни слова. Что-то из вышесказанного я уже знала, о чем-то догадывалась, а кое-то слышала впервые.

– Не стану рассказывать подробности нападения на нас с семьей. Даже спустя годы это слишком тяжело, страшно и дико. Скажу только, что они давным-давно учились вместе, и Светлана почему-то решила, что Ленка сломала ей жизнь. На что-то там повлияла или чему-то способствовала. Я, правда, точно не понял, даже жена поначалу не могла взять в толк, о чем идет речь. А потом, если и поняла, не имела времени пояснить для меня. Они отыгрались на нас по полной программе. А потом убили и подожгли дом, чтобы скрыть все следы.

– В молодости Светлана занялась проституцией, – решила пояснить я как можно короче, – и ее избил парень – то ли несостоявшийся, то ли недовольный клиент.

– В смысле, покалечил?

– Нет, скорее, надавал пощечин прилюдно. И Елена, возможно, с другими девушками-активистками решила призвать к ответу наглеца.

– И как это могло сломать Светлане жизнь?

– Парень, защищая свою позицию, сказал что-то лишнее или сделал неоднозначный намек, точно теперь уже и не узнать, да это и не важно. Главное, что Светлана ушла, покинула учебное заведение, опасаясь скандала и что все откроется, разумеется.

– Но Ленка ведь не хотела ничего дурного, наоборот, она думала, что защищает сокурсницу.

– Да, возможно, что так и было. Но Светлана женщина с неординарным мышлением и, вероятней всего, с не совсем здоровой психикой. Возможно, она решила, что имеет право мстить.

– Да, похоже на то. – Собеседник сделал паузу, чтобы немного успокоиться, и только потом продолжил: – Значит, ты уже знаешь, что Липник в молодости занималась проституцией. Потом ее повысили, и она стала заправлять борделем. Но это был только, так сказать, официальный пост. Светлана много лет была подручной главаря. И своей жестокостью снискала уважение и трепет. По непроверенным данным, она продвинулась наверх с помощью подлости, предательств и интриг. И это очень похоже на правду. Еще она часто планировала разные преступные схемы и проворачивала операции. Не брезговала буквально ничем: отмывание денег, ограбления, шантаж, похищения, выбивание долгов, торговля людьми и устранение неугодных. Говорят, ее жестокость стала легендой. Потому как Светлана считалась мастером своего дела. Если нужно было кого-то сломать и пытать не только физически, но и морально, она была тут как тут. Например, если нужно было добиться покорности от какого-то бизнесмена, ее подручные могли похитить жену или дочь несчастного, продавать женщин в борделе, снимать все происходящее на камеру, а потом показать мужчине запись.

– Какой кошмар!

– Да. Говорят, она никогда не повторялась и все время выдумывала новые пытки и издевательства. Некоторые ее ненавидели, многие боялись, но подчиненных она держала в узде, а те, кого женщина пытала и мучила, как правило, не выживали. Ее жестокость стала легендарной и постепенно стала пугать самого шефа. Времена потихоньку менялись, преступность пытается легализоваться, уйти в бизнес. Или, по крайней мере, избавиться от средневековых приемов и ухваток.