А тот пошел своим чередом – иногда, вроде бы, сдержанный, временами, судя по мимике участников – на весьма повышенных тонах. Подобные вспышки, правда, достаточно быстро гасли… Смотрели все при этом по большей части даже не собеседников – на Машу, под давлением испытующих взоров снова стыдливо спрятавшую голову под крыло.

А потом из роскошного хвоста Жар-Птицы вдруг выпало почти полуметровое золотое с алым перо. Завертевшись волчком, устремилось вниз… И прежде, чем оно достигло пола – началось!

[1] Строчка из песни «The Final Countdown» группы Europe, 1986 год

[2] Красавица, это слово, кажется, придумано для нее… (фр.) – начало песни "Belle"из мюзикла «Нотр-Дам де Пари»

Глава двадцать третья

Иван

Вихрем подорвавшись со скамьи, Баюн одним махом своротил в сторону тяжелый стол, перекрывавший ему дорогу к Жар-Птице. Тот едва не снес Сирин – девица со своего места тоже вскочила, но, в отличие от соседа, метнулась было в обход, за что лишь чудом не поплатилась. А вот Соловей от своей стеночки никуда торопиться не стал: спокойно вложил в рот сложенные колечком большой и указательный пальцы – и, видимо, свистнул. Звука, впрочем, Иван не расслышал – благодаря предусмотрительно вставленным в уши затычкам – лишь догадался о нем.

По горнице словно торнадо пронесся. Сирин, как тряпичную куклу, отшвырнуло в угол, Баюна крепко припечатало к полу… А вот юноша даже удержался на ногах, хотя и покачнулся: зачарованные беруши сработали на славу!

Недоуменно глянув на не по чину стойкого смертного, Соловей втянул ртом воздух и свистнул снова – уже дольше и, наверное, громче прежнего. И на этот раз почти преуспел: как видно, растратив на защиту Ивана весь свой волшебный заряд, затычки растаяли, и последняя нотка заливистой акустической атаки до слуха юноши таки дотянулась, пусть и лишь отголоском. Этого оказалось больше, чем достаточно, чтобы смертный покатился кубарем.

Самодовольно усмехнувшись, Соловей явно собрался свистнуть в третий раз – контрольно – как вдруг откуда ни возьмись на него налетела разъяренная кикимора. Да не с пустыми руками: с огромным ухватом наперевес – одна Навь знает, где безымянная его взяла и как вообще эта тщедушная с виду старушенция пережила влегкую разметавший остальных по горнице ураган!

Ржавая рогатка ухвата наотмашь ударила незадачливого свистуна в висок – и, так и не успев завершить начатое, Соловей рухнул, как подкошенный. А вот Баюн и Сирин тут же воспряли – но уже совсем не такими, как были недавно повержены. Первый превратился собственно в кота – огромного, черного, со вздернутым трубой хвостом и диким пылающим взором. Брюнетка же обернулась и вовсе загадочным мутантом – полуптицей, полудевой. Голова у нее вроде бы осталась прежней – разве что очки со лба слетели. Женская грудь тоже сохранилась – и никакое платье ту более не прикрывало даже символически. Но вот ниже теперь начиналось покрытое жесткими черными перьями тело птицы – с мощными крыльями, тупым хвостом и бугристыми орлиными лапами!

Злобно зыркнув друг на друга, Баюн и Сирин почти синхронно рванулись к Мáшиной полке. Хотя нет, не совсем туда – к только что упавшему на пол ало-золотому перу. Сперва Ивану показалось, что полудева успела первой, но в последний момент кот врезался в нее и отпихнул в сторону. Однако промахнулся и сам: завихрением воздуха перо подбросило вверх, и когтистая черная лапа просвистела мимо вхолостую. В этот момент к схватке «двух ёкодзун» подоспела кикимора, и вся троица нечисти сплелась в громадный клубок, энергично запрыгавший по полу вслед за дергано порхавшим над ним пером.

Тем временем, следя за дракой лишь краем глаза, юноша не без труда поднялся, плоховато слушавшимися пальцами расстегнул рюкзак и шагнул к беспечно дремавшей Жар-Птице – суматоха в «избушке» ту никак не затронула. В этот миг у стены жалобно зазвенело, и в горницу дыхнуло полуденным зноем улицы: ухват, очевидно, потерянный кикиморой в суматохе боя и кем-то случайно или намеренно отброшенный, угодил точнехонько в окно, вдребезги разбив в том стекло.

Как бы то ни было, сейчас Иван вынужденно оказался к битве спиной – благо никому в горнице не было до него никакого дела, каждому своих забот хватало.

Подняв обеими руками раскрытый рюкзак, юноша поднес тот к Маше – но не вплотную, чтобы ненароком не напороться на пресловутые защитные чары. Впился взором в Жар-Птицу и прошептал заученное:

– Сумá, сумá, забери, на что глядят глаза!

Хлопок – и Машу затянуло внутрь, словно ком сора мощным пылесосом – она даже голову из-под крыла вытащить не успела!

Торопливо завязав отверстие рюкзака шнуром и набросив сверху клапан на липучке, Иван со всех ног бросился к выходу из «избушки». На ходу успел углядеть, как выстрелившая вверх из клубка дерущихся кошачья лапа достала-таки в полете вожделенное перо длинным когтем, но вместо того, чтобы ухватить, лишь рассекла его надвое. Нижний, меньший из ало-золотых обрубков тут же устремилась к полу, и в следующим миг смачно захрустел у Баюна в зубах, а больший по крутой дуге спланировал к разбитому окну.

Дальнейшего юноша не видел, зато уже с лестницы услыхал позади пронзительный вопль кикиморы:

– Караул!!! Ограбили! Птицу Жар умыкнули! Смертный, это все он, негодник!

Кажется, за Иваном бросились в погоню, но то ли не разминулись в дверях «избушки», то ли еще что, но покамест юношу настигли лишь грохот, топот да многоголосая ругань – когда он перемахнул на бегу через турникет в коридоре, его потенциальные преследователи вниз еще не подоспели.

Между тем похититель Жар-Птицы выскочил на улицу. Пересек двор – причем, помятуя о прошлом своем забеге по здешним плитам, внимательно смотрел при этом себе под ноги. Тем более, что вокруг почему-то стемнело, словно вечером. Прямо как во время той первой встречи Ивана с Серым! Совпадение? Ну-ну…

Как бы то ни было, на этот раз обошлось без зацепов и падений. Юноша пулей пронесся под аркой, порывисто огляделся: ну, где же она? А, вот!

Из-за угла стремительно вылетел тупоносый зеленый кабриолет. Полностью останавливаться у арки не стал – лишь сбросил скорость – и беглец нырнул с разбегу рыбкой