Голос старухи неожиданно потеплел, в глазах, обращенных теперь к Александре, блеснула искра, пробившаяся из-под многолетних наслоений бесчувственного пепла. Художница кивнула:

– Да. Он великолепен…

– Так продай эту картину, – неожиданно заключила Елена Ниловна. – Теперь что касается смерти Вари…

Переход был таким неожиданным, что Александра на миг почувствовала себя оглушенной.

– Обо мне в Амстердаме говорят плохо, меня здесь ненавидят… – спокойно продолжала Елена Ниловна. – Это потому, что мне должны многие, а я – никому! И я не позволяю себя надувать. Ты тоже будь начеку с этими двоими! – Она сделала жест в сторону открытой двери. – За ужином не пей много, слушай, а не болтай. Это – мошенники. Я их знаю как облупленных.

– То есть… с ними нельзя иметь дела? – пробормотала ошеломленная Александра.

Елена Ниловна скривила губы на сторону, словно от зубной боли:

– Да наоборот! С мошенниками на пару можно отлично заработать, это от честных одни проблемы! Но будь настороже. Обо мне они будут говорить только гадости. Признайся, Эльк уже постарался?

Александра отрицательно помотала головой. Елена Ниловна рассмеялась:

– Деточка, ты для меня – открытая книга! Наболтал, конечно. Да мне все равно. Я лучше первая тебе кое-что скажу насчет Вариной смерти, чтобы эти стервятники не насплетничали! Ты ведь знаешь, Варя была вся в долгах, отдавать было уже нечем, кредитор подал на нее в суд? Этот кредитор – я!

И Елена Ниловна причмокнула, словно отведав что-то необычайно вкусное и сочное. Она с удовлетворением наблюдала за ошеломленным лицом собеседницы.

– Я подала на нее в суд, потому что Варя окончательно запуталась и не могла расплатиться, – продолжала она после короткой многозначительной паузы. – Собственно, я могла это сделать несколько месяцев назад, но осенью появилась надежда, что Варя заработает… Я сама натолкнула ее на одно дело с верными людьми. Но она потеряла хватку, всего боялась. А в нашем деле робость вредна… Иногда смертельна!

Старуха закивала, словно восхищаясь собственными глубокомысленными высказываниями:

– Ты видела, милая, когда-нибудь, как волки едят в зоопарке? Не ножом и вилкой, нет. Когтями, зубами рвут! Так вот, она сунулась к волкам с ножом и вилкой, и у нее ничего не вышло. Терять деньги глупо, вот я и подала в суд. Да, я нанесла ей удар… Но последний удар, как видишь, нанес кто-то другой! – Елена Ниловна сделала отрицательный жест указательным пальцем, что-то зачеркивая в воздухе. – Я защищала свои интересы. Я уже стара, надеяться мне, кроме денег, не на что. У стариков нет друзей, запомни! Иначе не гнило бы столько нашего брата по богадельням и больницам! Ну что ты так смотришь?

Александра, не осознававшая, что она смотрит как-то особенно, часто заморгала. Старуха рассмеялась:

– К чему я все это тебе говорю, душа моя… Сейчас за ужином тебя начнут обрабатывать. В том числе на мой счет. Спросят, какое поручение я тебе дала. Этим двоим все надо знать! Ты им скажи, не бойся. Я разрешаю. Пусть их перекосит от злобы! – Елена Ниловна с удовлетворением кивнула. – Они начнут тебя отговаривать, рассказывать про меня ужасы. Могут даже приплести судебный процесс против Вари… А могут…

Старуха сощурилась, сверля замершую слушательницу пронзительным взглядом из-под вялых век.

– Могут сказать, что я способствовала ее смерти. Меня в чем только не обвиняли… Даже приписывали смерти всех моих мужей! Слышала об этом?

– Успела услышать краем уха, – призналась Александра. – Знаете, я оглушена смертью Варвары. Но после того, что вы мне сейчас сказали, ясно одно: кто бы ее ни убил, виноваты не вы. Так что рассказывать мне о вас теперь можно что угодно.

– Почему же ты так решила, милая? – ласково осведомилась старуха.

– Вам ее гибель невыгодна, – спокойно пояснила художница. – Кто с вами теперь расплатится?

– Умница! – победоносно кивнула старуха. – Я в тебе не ошиблась. Ты самую суть поняла.

– А на что же она занимала деньги, в секрете от мужа? – спросила Александра, решив, что между нею и хозяйкой особняка уже возникли некоторые доверительные отношения. – Она не говорила?

– Как же, что-то врала! – легко откликнулась старуха. – Торговля мебелью сейчас в застое, она решила переключиться на фарфор. Осенью здесь, в Амстердаме, творились интересные дела. Как из-под земли появилось несколько больших собраний, о которых никто прежде не слышал. Я-то по фарфору не эксперт, да я вообще не эксперт… И не коллекционер, честно говоря!

Старуха мелко, тускло рассмеялась, словно рассыпав бусы из фальшивого жемчуга.

– Но авторитетные экспертизы показали, что фарфор настоящий. Вот, например, вчерашние «Дети садовника» – из этой же истории! Откуда они вдруг взялись? Неизвестно. Как из воздуха! А какие замечательные отзывы! Правда, одного эксперта я в грош не ставлю, за деньги подпишет что угодно. Я все понимаю, кризис, только нужно ведь и меру знать… – Елена Ниловна тяжело вздохнула. – Все стоит денег, милая, и ложь тоже… Но дороже всего стоит смерть! А двое остальных экспертов уже мертвы. Этим даже я бы поверила… Жаль. – Елена Ниловна вновь вздохнула, покачав головой. – Завидовать грешно, а грешить мне уже поздно, но я позавидовала вчера Дирку. Настоящая серия или поддельная – мне все равно, но деньги прокрутились большие, и Дирк наварит еще, или я его не знаю. Будь с ним осторожна, слышишь?

И Александра, вконец оглушенная этими наставлениями, клятвенно пообещала быть осторожной. Елена Ниловна послала ее кликнуть горничную. Девушка прибежала на зов незамедлительно. Ее лицо порозовело от слез, глаза смотрели беспомощно. Она выслушала Стоговски, исчезла, тут же вернулась с большим каталогом аукциона Бертельсманна. На Александру девушка старалась не смотреть. Стоговски бросила еще пару фраз, и девушка словно растворилась в сумраке и тишине большого дома.

– Не увольняйте ее, прошу вас! – проговорила Александра, с благоговением перелистывая роскошный увесистый каталог. – В сущности, письмо могло потеряться где угодно.

Елена Ниловна, глубоко утонув в кресле, закрыла глаза. Притворялась хозяйка особняка задремавшей или в самом деле ее сморила старческая слабость, было непонятно. Александра склонялась к мысли, что это хорошо разыгранный спектакль. Сунув каталог под мышку, она бросила прощальный взгляд на картину Хальса. В мягком свете, сочившемся сквозь золотистые хрустальные плафоны, полотно выглядело более чем настоящим. Впрочем, это ни в чем не убеждало художницу. Она привыкла к тому, что подделки зачастую выглядят убедительнее оригиналов.

Горничная ждала ее за дверью гостиной. Тихо, не поднимая глаз, девушка сообщила по-английски, что такси ждет. Но Александра медлила.

– Мне очень жаль, – сказала она, так и не придумав, чем утешить девушку. Художница страшно жалела о ретивости Элька. – Надеюсь, письмо найдется.