на том поприще, которое ему уготовил Альфред Самуилович. Эммануил Ясновидящий, он же ещё вчера Моня Рихсман, должен был сотворить чудо тёмным аборигенам. И это произошло! Ясновидящий помараковал, поколдовал с неделю, пока вокруг него да местных работников милиции суетился Зигмантович, и отыскал тело без вести пропавшего убитым горем родственникам в морге одной из районных больниц. Как тот угодил туда, при каких обстоятельствах там оказался? Это в компетенции Ясновидящего и Зигмантовича не входило и их не касалось. Этим уже занималась милиция, а друзья вечером того же дня, как свершилось чудо, садились в поезд.

Блестящий успех на новой стезе стал для Мони первым, но не последним. Во всём доверившись сподвижнику, наставнику и учителю, он ещё несколько раз сверкнул искусством белого мага в отдалённых уголках этого дремучего края, оказывая неоценимую помощь одновременно народной милиции и бедствующим родственникам без вести пропавших. После этого Зигмантович, ни часа не медля, решительно увёз его в Читу. Здесь также нашлась для них работа, за которую, кстати, люди, обретя останки погибших, платили немалые деньги, от которых достаточно доставалось и им обоим, так как Альфред Самуилович не скрывал от Мони расходов, которые уходили на контакты и взаимоотношения с милицией, без участия которой их успех вряд ли был возможен в таких делах.

Затем были Средний и Северный Урал, Алтай, даже северные области Казахстана, а через полгода, постранствовав по свету, они благополучно возвратились в Ленинград, набравшись известной мудрости и опыта, а главное — с большими, можно сказать, добросовестно заработанными деньгами. Циля не могла нарадоваться, хотя поначалу встретила мужа холодно, несмотря на частые письма и телеграммы, которые Моня ей посылал из разных мест, где они останавливались с Зигмантовичем.

Что греха таить, возвратившись, Моня почивал на вершине блаженства, если бы не одна мучившая его деталька. Мелочь эта, которой Моня не делился с женой, зная её беспокойную натуру, не давала спать, когда он бывал трезв. Его стал пугать Альфред Самуилович. Больно уж тот любил ходить по самому острию бритвы, коим оказалось их совместное поприще.

В Москве, Ленинграде и их окрестностях по этой причине они работать и блистать таинственными талантами не пытались. Велик был риск, поэтому Альфред Самуилович не любил промышленные центры и мегаполисы, его привлекала периферия и провинциальные тихие уголки великой и могучей страны. На месте ему не сиделось, поэтому, объявив коллеге кратковременный отпуск, он, как и перед первой их поездкой, ненадолго пропал, приказав без него веселиться и обо всём забыть.

Возвратившись через две недели, Зигмантович прямиком запылил в столицу, где пробыл ещё несколько дней и вернулся озабоченным, каким Моня его не видел никогда. Ничего не рассказывал, ничем не делился; сказавшись на занятость, потерялся в городе. До Мони доносились вести, что его товарища заинтересовали местные авторитеты и даже откровенные воры. Это было новым. С ворами Альфред Самуилович старался не связываться и вообще держаться от них подальше. Знал, что так спокойней. Однако что-то, видать, изменилось в его расчётах. Моня пугался этих перемен, но виду не подавал, при встречах с приятелем заговаривал на отвлечённые темы, с нетерпением и тайным страхом дожидаясь, когда тот сам созреет и выдаст свои секреты.

Так и случилось. Однажды, когда Моня с Цилей засобирались на новую оперетку, Альфред Самуилович, внезапно позвонив, составил им компанию и заявился с незнакомой шикарной блондинкой, представив её как приехавшую погостить дальнюю родственницу из Одессы. Таких родственниц он принимал и менял регулярно, но от многих откровенно отдавало Бердянском, а эта в разговорах с Цилей сыпала именами знаменитостей и не испортила настроения их компании. В антракте, когда женщины отправились прогуливаться по залам, Альфред Самуилович потащил приятеля в буфет и за рюмочкой коньячка наконец-то поведал о съедающих его проблемах. Им предстояла очередная творческая поездка, сообщил он. Однако поездка необычная. Во-первых, маршрут лежал в Поволжье, аж к самому Каспийскому морю, где они ещё ни разу не бывали. Во-вторых, как ни боялся этих слов Моня, предложение о поисках исходило от воров. То, чего он опасался пуще смерти, свершилось — Альфред Самуилович связывал их судьбу с криминальным миром! Моня тут же наотрез отказался. Прозвенели все звонки и, как ни уговаривал приятель и наставник, какие аргументы ни приводил, какие немыслимые суммы гонорара ни сулил, Моня стоял на своём, твёрдо помня заветы покойного родителя и горький опыт соседа Изи: с уголовниками не якшаться! Раздосадованный Зигмантович уехал из театра со своей спутницей, даже не оставшись на второе отделение, не поцеловав, как обычно, Циле ручку, не махнув рукой партнёру. «Совместному бизнесу конец?» — мелькнуло в голове у Мони, но он хорошо знал Альфреда Самуиловича и чуял, что просто так тот не отступится. Так и оказалось. Осада длилась неделю, и крепость пала, но лишь после того, как Моня узнал весь расклад. Зигмантович вынужден был раскрыть ему все карты, и Моня дал согласие на предложение, которое заключалось в следующем.

Столичный знакомый Альфреда Самуиловича, наслышанный по своим каналам о небывалых способностях Эммануила Ясновидящего, сам оказавшись в весьма затруднительном положении, обратился к Зигмантовичу с нижайшей просьбой. Гонорар посулил немалый и уже отвалил богатый задаток. Просьба пустяковая. Отыскать пропавших без вести двух его товарищей, сгинувших в одном из волжских городков, куда те были посланы с поручением разобраться с местными беспредельщиками. Уголовный авторитет снабдил Альфреда Самуиловича необходимой в таких случаях информацией, дал бесспорные приметы и снарядил другими примочками. Братва была известная в блатном воровском мире, хотя и рядовая, из бойцов, как они её теперь кличут. А очевидным залогом будущего успеха являлось ещё и то, что пропавшие «бычки» отправились в ревизионную поездку на автомобиле, найти который, Зигмантович считал, удастся ему самому без особых напрягов, не привлекая талант Мони.

— Так в чём же дело? — выдал естественный вопрос почти обалдевший Моня. — Езжай один, и не надо будет делиться гонораром.

— Вдвоём спокойнее, — приласкал его глазками Альфред Самуилович. — Машину я, конечно, отыщу, на то гаишники местные имеются. Как-никак номера на ней московские, а свернут их злоумышленники, по двигателю и другим приметам автомобиль найдётся. И трупы, скорее всего, дожидаются в морге среди неопознанных, люд-то приезжий, кому нужны чужие покойники? Они в татуировках сплошь, удостовериться не составит труда. Воры и сами могли бы всё это сделать. Но им нельзя зазря рисоваться. Милиция явившихся «родственников» проверять начнёт. А им нужен такой интерес?

Наверняка воры послали или пошлют следом за ним и Ясновидящим в глухую дыру своих гонцов для разборки. А разборки криминалов известно,