Только источники у меня имелись не детективные, а свои, редакторские. И я собиралась ради Ольги Савельевны и женской солидарности совершить неэтичный поступок, причем без малейшего колебания. Не столько Ольга-Ада меня трогала, сколько крайний, прямо-таки умилительный идиотизм ситуации, в которую загнала себя ученая дама.

Дело в том, что в редакции журнальчика «Химия нового века» лично у меня существовали связи на весьма высоком уровне. Их ответственный секретарь, фигура № 2 после главного редактора в свободное от химии время баловался сочинением научной фантастики и давно пробивался в сборник, который мы с коллегой Викентием Львовичем делаем для души и юношества довольно регулярно. Неловко признаться, но трудно представить существование любезности, в которой ответственный секретарь мог бы мне отказать. Этим я и собиралась воспользоваться без всякого зазрения совести. Только бы застать его на службе… Я выудила из сумки свою профессионально разбухшую записную книжку, в отдельной графе: «авторы гипотетические» нашла его прямой, не через секретаря, телефон и набрала номер.

Ответственный секретарь взял трубку со второго гудка, и радости его не было предела. Для меня он всегда находил галантные слова и любой объем времени. Писательское тщеславие все же могучая сила! Покалякав о том, о сем и даже не упомянув о сборнике или его повестухе (гадко с моей стороны, конечно), я приступила к неэтичному поступку.

— Мстислав Викторович, дорогой, у меня к вам конфиденциальнейшая просьба. Конечно, в ваших силах, не выходя за рамки вашего милого издательства. …Нет, спасибо большое, на ваши темы творить не хватает знаний, а учиться уже поздно. Но вот если бы вы были так очаровательно любезны… Подождите, не торопитесь соглашаться, я хочу попросить об очень большом одолжении. …Ну, если, все, что угодно… У вас в штате служит Суровцева Валерия Федоровна. Да, очаровательная дама, но несколько рассеяна. Да, все мы, очаровательные дамы, имеем каждая свою слабость. Так вот наша очаровательная и рассеянная Валерия Федоровна перед отъездом в отпуск разыскивала одного нашего общего знакомого — и нашла. Но по своей очаровательной привычке не сообщила результатов данных розысков и была такова. А мне непременно нужно с общим знакомым связаться.

Я ломала себе голову и наконец подумала, что, может быть, в свободную минуту на рабочем месте она иногда пользовалась телефоном для наведения справок. Не исключено, что машинально она записала добытые данные на своем перекидном календаре. Я сама так иногда делаю. …Уже попросили секретаря? Мстислав Викторович, я вам до гроба признательна. …Да, конечно. Зовут Константином и там должна, к глубокому прискорбию, фигурировать больница. …Да, две вехи: Костя и больница.

…Да, конечно, пишу. Бочаров Константин Андреевич, 40-я больница Ленинского района, хирургическое отделение, поступил энного мая сего года, состояние средней тяжести, прием посетителей от шести до восьми. Мне тоже его очень жаль, он художник, мастер фрески, очень талантливый, но, увы, неуравновешен. …Да, как большинство творческих натур. Ну, не смею вас задерживать, Мстислав Викторович, а моя благодарность не знает границ. Позвоните мне, конечно, в следующем месяце, так приятно было с вами побеседовать.

Да, это я умею, и кто бы не сумел выудить у истомленного ожиданием автора чужих, правда, небрежно брошенных секретов? Строго говоря, вышло не очень красиво и можно было послать в «Химию» Ольгу-Аду, наверное, ей разрешили бы взглянуть на Лерин календарь. Но изящество проведения операции, но молниеносность исполнения! В полном триумфе я уже хотела объявить Оле, что ей можно вернуться, но вдруг телефон зазвонил вновь.

— Да, я слушаю, — машинально сказала я, к досаде своей не упомянув «Аргус», а этой был мой друг Сергей Родичев.

— Малышка, где ты? — спросил он. — И почему такая таинственность?

Я в двух словах рассказала. Как и предполагалось, Сергей предложил заехать за мной в «Аргус» к шести часам, потом поужинать вдвоем. Я согласилась, но поставила условие, что на минутку заскочим еще в одно место, тут недалеко. В приступе благородства Сергей тоже согласился, выслушал адрес «Аргуса» и послал мне страстный телефонный поцелуй.

План дальнейших оперативных действий в отношении дела Оли-Ады Гольдиной сложился у меня в мозгу с великолепной четкостью. Наверное, некорректный поступок с Мстиславом вызвал ответную реакцию: захотелось осыпать исстрадавшуюся Олю всеми дарами, находившимися в моем распоряжении.

Как потом утверждал Отче Валентин, это была моя первая и главная ошибка, за которую дорого платили впоследствии практически все заинтересованные лица.

«Теперь Оля-Ада быстренько, и можно спокойно ждать Глебову», — подумала я и нажала кнопку интеркома, однако сказать: «Оля, входите», не успела. На моих изумленных глазах приемная наполнилась до предела. Сначала впорхнула Света, за ней в открытую дверь последовала высокая женщина в сопровождении молодого человека почти ее роста.

«Клиент пошел косяком, — в гибельном восторге вдохнула я. — Это Глебова? Но почему мальчик?»

Рука застыла на пульте, поэтому я могла не только видеть, но и слушать.

Света обратилась к соседке:

— Все сидишь? Ну не скучай, я сейчас на минуту, насчет обеда.

А высокая дама промолвила без удивления.

— И здесь очередь, надо же… Кто последний? Кирюша, сыночек, придется подождать. Но вот куда тебе сесть?

Света ей с готовностью ответила.

— А пускай к нам в «Горницу» идет, сейчас свободно, чаю попьет, у нас журнальчики есть новые про этот, как его, ну, тяжелый металл. Пойдем Кирилл?

«Сумасшедший дом, — подумала я, — наверное, это опять не Глебова, а если она? Кого мне звать? Спасите, помогите, мамочка моя…»

Дверь открылась и без стука вошла Света.

— Трудишься, девушка — Бог в помощь! Слушай, я тебе пиццу сейчас принесу, горяченькую, — сообщила она. — Вот только…гм, Ольге-то, соседке тоже нести? Вместе есть будете или когда уйдет она?

— Спасибо, Светуля, знаешь, давай после, ладно? А сейчас пускай заходит, — без колебаний ответила я от имени конторы.

Потому что решение принялось само собой. Уж коли сама Глебова согласна в порядке живой очереди… Если это, конечно, Глебова, что очень сомнительно, ну и ладно!

Тем временем Света увела с собой молодого человека, его матушка уселась в кресло и достала из сумки пачку листов (видно у нее имелась своя версия «Домика деревянного»), а Оля-Ада возвратилась к моему столу. Ну, прямо скажем, апофеоз бизнеса! Отче будет в восторге.

Ольгу Савельевну я информировала, что операция по розыску Кости в больнице увенчалась полным успехом, и продемонстрировала ей копию календарных записей.

Оля застыла в трепетном почтении, каковое перешло в восторг после того, как я озвучила предлагаемый план действий. Я предложила Оле-Аде покинуть контору ненадолго и вернуться в «Аргус» ровно к шести часам пополудни. В шесть прибудет транспорт, мы заедем к Оле домой, возьмем измучившие ее ящики и прямиком повезем их в 40-ю больницу. Там как раз начнется прием посетителей.