Мы вызываем таксиста-художника Костю или поднимаемся к нему (судя по его состоянию) и без церемоний либо вручаем имущество, либо кладем под больничную койку (опять же судя по состоянию). В крайнем случае пользуемся камерой хранения больницы, лично я знаю, что она там есть. Там моя подруга Вера лежала на сохранении, и чего я только ей не носила и не складывала.

Ольга Савельевна тем моментом изнемогала от благодарности, умеряемой, как я понимаю, лишь сомнением, в какую копейку ей влетит сказочный детективный сервис. На этот счет я ее почти успокоила, сказала, что оплата после завершения, аккордно и со скидкой, поскольку транспорт сегодня вполцены. Персональные озарения я уже включила в стоимость консультации.

Жертву аварии, безумного беднягу Муратова, я ободрала как липку, а Ольге Савельевне, жертве собственной дурости, готова была оказывать реальные услуги почти бесплатно. Боюсь, что по части финансовых даров фортуна меня обделила. Отче Валентин, я уверена, включил бы в этот перечень и мозги. Наверное, именно поэтому душа моя родственно тянулась к Ольге Савельевне.

Мы распрощались до шести часов, она удалилась, и наконец пришло время сказать: «Входите, пожалуйста!» предполагаемой Глебовой. Искушение гаркнуть в интерком: «Следующий!» было почти непреодолимо, но я устояла.

От утренних тошнотворных волнений не осталось и следа, я без смущения приветствовала возможную главную клиентку и одновременно изучала ее. В кабинет бодро вступила дама, сразу получившая кодовое имя «Прекрасная Маркиза». И вот почему.

Вследствие изумительной игры природы ее крупная атлетическая фигура увенчивалась изысканной головкой в стиле восемнадцатого столетия. Из облака воздушных пепельно-русых локонов выступало удлиненное лицо, украшенное тонким носом с изящной горбинкой, ярким ртом-бутончиком и парой хрустальных голубых глаз. Хоть все эти прелести были слегка подпорчены временем и избыточной косметикой, но выражение лица оставалось истинным. То было фирменное изделие, прославленное двумя веками галантной живописи, а именно — капризно-насмешливая мина. Одета была Прекрасная Маркиза в джинсы, кроссовки и летний клетчатый пиджак. На таком фоне ее классическая головка отдавала сюрреализмом.

О том, что она Прекрасная Маркиза, женщина, по-моему, не имела ни малейшего представления и считала себя современной дамой спортивного типа, даже кудри завязывала на затылке скучной чёрной ленточкой, чтобы не мешали бегать стометровку и играть в волейбол.

— Значит, вы и есть «Аргус»? — произнесла гостья звучным, отнюдь не маркизовским голосом. — А главный ваш где? Должен быть Валентин Михайлович.

«Опять не Глебова, еще одна случайная клиентка, а может быть и ревизор, опять компьютер и вся карусель снова-здорово, — горестно подумала я. — К приходу настоящей Глебовой я буду годиться разве что на помойку.»

— Валентина Михайловича нету, за него сейчас я, — тем не менее ответила вслух.

— Я к вам от Люси Немировской, — начала клиентка.

Но тут, не замеченный мною ранее, в офис вошел сын Маркизы, юный Кирилл с подносом в руках. Выгрузив ношу на стол, между мною и мамашей он обратился непосредственно к ней.

— Мам, здесь пиццу дают, давай возьмем? — далее сообщил, практически не глядя в мою сторону. — Вам из кафе прислали.

Голос у Кирюши оказался совсем детский, лет эдак 12–13 мальцу, несмотря на рост — такое у меня мигом сложилось впечатление.

— Кирюша, а поздороваться? — возмущенно ахнула Маркиза.

— Здрастье, — послушно обронил отрок и вновь обернулся к ней. — Мам, ну купим пиццу, смотри какая…

— Кирюша, сыночек, — просительно протянула Маркиза.

Существовал лишь один способ избавиться от голодного отпрыска Прекрасной Маркизы и выяснить наконец, кто такая Люся Немировская и зачем она прислала мне даму с семейством.

— Бери эту, Кирилл, она все равно остынет, пока мы с мамой будем разговаривать, — самоотверженно предложила я.

— Ну что вы, как неудобно! — подскочила Маркиза.

Однако Кирилл моментально снял с подноса тарелку и направился в угол конторы, намереваясь разделаться с пиццей, не покидая помещения.

— Ой нет, Кирилл, будь так добр, подожди в приемной, и пиццу с собой возьми, — я деликатно указала отроку на дверь.

— Скажи спасибо и скройся, горе мое! — присоединилась мамаша.

Ребенок произнес индифферентное «спасибо» и ушел с пиццей. Мы с Прекрасной Маркизой, наконец, остались наедине.

— Воспитываешь его, воспитываешь, а толку — чуть, — сказала Маркиза скорее себе, чем мне. — Сколько вам за пиццу? Она ведь коммерческая, дорогая.

— Бог с ней, это угощение от конторы, нельзя же, чтобы мальчик голодал, — машинально отозвалась я, конторской пищи было не жалко.

— Он десять таких съест и еще попросит, — поделилась Маркиза и снова приступила к делу. — Так вот Люся Немировская меня попросила к вам прийти. Она теперь Глебова по мужу. Люся просила передать вот это и сказать Валентину вашему Михайловичу, что всё… В этом пакете, в бумагах есть то, что ему нужно. И чтобы больше он от нее ничего не ждал и к ней не обращался.

С этими словами Прекрасная Маркиза протянула мне через стол большой, но слабо набитый конверт.

— Спасибо, — сказала я озадаченно и конверт приняла, он был чистый с обеих сторон, не надписанный, не заклеенный.

После передачи документов из рук в руки Маркиза сочла официальную часть законченной и не удержалась от комментария. По всей видимости Людмила Евгеньевна Глебова, бывшая Люся Немировская, инструктировала вестницу плохо или ошиблась в выборе курьера.

— Лично я совершенно не в курсе, чем мы тут с вами занимаемся, — с неодобрением заметила Маркиза. — Если Люська попросила, то я, конечно, сделаю, но вот какой в этом смысл, я не знаю. И она мне не сказала. Приехала, потребовала разыскать свои письма чуть не столетней давности, отобрала два, засунула в конверт, к ним положила третье, которое с собой привезла. Вот, говорит, снеси-ка, Томочка, по этому адресу, когда будешь свободна. Если не трудно, разумеется. Я ей сказала, что на неделе с парнем к доктору пойдем, к глазному, она обрадовалась, сказала, что после доктора и снеси. А я, говорит, позвоню этому самому Валентину Михайловичу, чтобы он ждал. А что или зачем — говорить не стала. Только попросила передать, что их дела закончились, прямо продиктовала, что сказать. А вы, девушка, знаете, в чем тут дело?

— И я ничего не знаю — честно отрапортовала я. — Меня Валентин Михайлович попросил посидеть и подождать вашу подругу Людмилу Евгеньевну Глебову. Он думал, что она придет сама. Он тоже ребенка к врачу повез.

— Ну не может быть! — встрепенулась Прекрасная Маркиза. — Значит, я — как почтовый голубь, а вы — как ящик! Очень оригинально. А я ломала голову, но так и не сообразила, кому могут быть нужны Люськины письма, которые она мне писала в стройотряд тысячу лет назад, не меньше. И вы, значит, не знаете, очень жаль. А третье письмо, я посмотрела, его даже не она писала, и не ей — представляете? Просто на кафедру, и не где Люська работает, даже факультет другой — как она письмо это заполучила? Ну да у нее везде дружки, приятельницы, со всеми вместе она училась. Но не там, откуда письмо. Сами увидите, откуда его прислали. Не знай я Люську с детства, так могла бы подумать совсем плохое, честное слово. И ничего мне не рассказала… Люська всегда была оригиналкой, с юного возраста. Ну ладно, я вас совсем заговорила, думала, что, может, вы что-нибудь знаете. А за пиццу спасибо, удружили ребеночку. Счастливо вам здесь оставаться, вы сами-то сходите пообедайте, а то я смотрю, работа у вас хлопотливая, все время народ…