Я никогда не утверждал, что я хороший парень, но в ее истории? Я определенно не злодей.

К черту это дерьмо.

Я сбрасываю простыни и бросаюсь к окну, раздвигаю шторы и позволяю солнечному свету заливать мое тело. Моей коже приятно ощущать тепло, и когда садовник, работающий с розами под окном, появляется, видит меня и вздрагивает, прежде чем улыбнуться, я радуюсь, что на мне хотя бы боксеры.

На прикроватном столике начинает жужжать мой телефон, и я провожу рукой по лицу.

Мне нужен кофе.

Игнорируя свой телефон, я натягиваю джинсы, оставляя пуговицу расстегнутой, когда закатываю рукава, глубоко вздыхаю, прежде чем снова раздеться и взять шорты. Я хочу, чтобы на моей коже было больше солнечных лучей, и решаю, что этим утром мне нужно немного поплавать в бассейне. Чтобы разбудить меня и сжечь эту дерьмовую энергию, ревущую внутри меня.

Возможно, привести ее сюда было плохой идеей, но после прошлой ночи другого выхода не было. Мне нужно убедиться, что она понимает, что происходит, и не позвонит в полицию. Томми мог бы сказать, что она опасается всей системы правосудия и власти в целом, но это было до того, как она увидела, как мы выстрелили человеку между глаз.

Не то чтобы он этого не заслуживал.

Он предал нас, помогал конкурентам ловить пьяных девушек из моих клубов и продавать их наркоторговцам.

Мои моральные устои могут быть мрачными, но я подвожу черту под продажей людей.

Наркотики и оружие, возможно, не совсем соответствуют букве закона, но люди будут делать с собой все, что пожелают. Продавать человека против его воли? Это огромное гребаное "нет".

Даже если технически я похитил Куинн на данный момент, это другое дело.

У меня такое чувство, что, когда дело дойдет до нее, все будет по-другому.

Хватаю телефон и засовываю его в карман, не обращая внимания на смехотворное количество уведомлений, я иду по коридору, шлепая ногами по холодному кафелю, помогая сосредоточиться, пока не слышу голоса, доносящиеся с кухни.

— Это пища дьявола, и вы не поймаете меня, когда я поднесу ее ко рту.

Я ухмыляюсь очевидному вызову Куинн и задаюсь вопросом, насмехается ли она над Хантером или Карлосом, моим бедным шеф-поваром.

— Пища дьявола? — Спрашивает Карлос, и недоумение в его голосе заставляет меня остановиться, прежде чем войти в комнату. Я прислоняюсь к стене, солнечные лучи, льющиеся через окна напротив, помогают поднять мне настроение, поскольку их разговор возбуждает мое любопытство.

— Огурец, — отвечает она, и, клянусь, я мысленно вижу, как она морщит лицо. Это заставляет меня улыбнуться. — Это мерзко, и отвратительно, и просто нет. Огурцам не место на моем завтраке.

— Но это часть моего семейного рецепта пико (pico de gallo — соус). Вы даже не почувствуете его вкуса! — возражает Карлос. Его замешательство и раздражение только подпитывают мое веселье.

— Меня не волнует, что это украшено золотом, это не мое блюдо.

— Боже мой, женщина! Rechazo el pico de gallo en su burrito. Qué tipo de monsturo a traido en mi cocina?! (Исп. Отказывается от соуса в буррито. Какого монстра вы впустили ко мне на кухню.)

Я смеюсь над его руганью и, наконец, вхожу в комнату, направляясь прямо к кофеварке для приготовления эспрессо.

— Buenos días, Carlos. Ella no es un monsturo, pero si muerde. Te consejo que no le pongas pico de gallo en su plato. (Испанский — Доброе утро, Карлос. Она не чудовище, но если укусит. Я советую не класть ей соус.)

Я чувствую на себе ее взгляд, пока настраиваю кофеварку, уже чувствуя, как кофеин бьет по моим рецепторам, когда он начинает разливаться. Поворачиваясь к ней лицом, я замечаю битву, происходящую в ее глазах. Она переступает с ноги на ногу, почти незаметно, ее руки сжимаются перед собой, но по ее лицу я понимаю, что она хочет сказать что-то, что, вероятно, не так уж приятно.

— Что ты хочешь сказать, котенок? — спрашиваю я с ухмылкой на лице, и в ее глазах снова загорается огонь. О, да. С ней здесь будет весело.

— Во-первых, — начинает она, нерешительность покидает ее, когда она выпячивает подбородок. — Меня зовут Куинн. Во-вторых, ты не имеешь права говорить обо мне на языке, которого я не понимаю. Это грубо.

— Ну, Куинни, я бы никогда не хотел быть грубым с тобой, тем более что ты гостья в моем доме. Но я говорю на многих языках, испанский и итальянский — всего два из них. Однако, из вежливости по отношению к моему гостю, я обязательно буду говорить по-английски, если ты так хочешь. — Я не могу сдержать поддразнивания в своих словах, но не уверен, что оно звучит так, как задумано, когда она закатывает на меня глаза.

— Ха, гость. Больше похоже на жертву похищения. — Ее глаза расширяются после того, как слова слетают с ее губ, как будто она не может поверить, что только что сказала это, но я смеюсь, и часть ужаса покидает ее лицо, когда она немного расслабляется.

Даже это небольшое проявление ужаса выводит меня из себя, и я даю клятву сделать все возможное, чтобы показать ей, что здесь она в безопасности.

Карлос просто продолжает готовить, как будто не слышит перепалки. Его семья долгое время работала на мою, так что я уверен, что это приобретенный навык, но я вижу легкую улыбку на его лице.

— Ты не моя жертва. Если бы это было так, ты бы не была здесь, на свободе, на моей кухне, мучая бедного Карлоса. Кроме того, Томми знает, что ты здесь, и он не примчался верхом, как какой-нибудь белый рыцарь. Он сказал тебе доверять мне, да? — Я делаю паузу, но она не произносит ни слова. — Ты сейчас здесь ради своей и нашей безопасности. Необходимо объяснить то, чему ты стала свидетелем прошлой ночью, чтобы не предпринимать необдуманных действий.

Она молча наблюдает за мной, пока переваривает мои слова, и я наблюдаю, как борьба снова покидает ее.

— Хорошо. Но я все равно не буду есть огурец.

— Тебе не