бы решение о проверке предложенного ленинградской наукой нового метода получения изопрена в условиях ЦЗЛ. Если бы мы жестко контролировали проведение этих испытаний, то через полгода, вероятно, началась бы опытно-промышленная проверка, а если нет, идея могла быть «утоплена» в заводской лаборатории. Такое случалось.

Но Белгородский был другим человеком. Именно поэтому практически все новые идеи, возникавшие в отрасли, проверялись на его заводе, а потом уже, пройдя, как правило, успешные испытания, внедрялись на других предприятиях отрасли. Из-за такого подхода ко всему новому завод многие годы прочно удерживал первое место по изобретательству в Куйбышевской области.

После того как мы оговорили план испытательного пробега, Белгородский спросил: «Молодые люди, а вы узнавали, есть ли борная кислота в стране?»

Молодые люди, то есть Баталин и я, конечно, ничего не узнавали, так как все наши потребности в реактивах удовлетворял институтский склад либо вещества закупались на базах, о которых мы понятия не имели. Поняв по нашему виду, что мы не в теме, Израиль Маркович сказал: «Подождите, а что мы мучаемся? Ведь борная кислота продается в аптеках. Сейчас мы все узнаем». И он быстрым шагом направился к дежурной аптеке, расположенной на центральной площади Тольятти, метрах в двадцати от нас.

Нам с Баталиным не оставалось ничего другого, как поспешить за ним. И вот представьте себе картину. Почти полночь, тихая заснеженная площадь, заспанная продавщица, с испугом глядящая в маленькое окошечко на трех незнакомых мужчин, энергично стучащих в наглухо закрытую дверь. Неожиданно женщина впустила нас в аптеку: по всей вероятности, узнала Белгородского, так как он был в городе известной личностью. Продавщицу, конечно, удивил вопрос, сколько есть борной кислоты в аптеке и можно ли купить все имеющееся количество, но она покорно пошла на склад и через несколько минут вернулась с большим мешком, в котором лежало около пяти килограммов кислоты. Мы предположили, что все аптеки города имеют приблизительно один и тот же запас, умножили это количество на число аптек, и получилось, что на полный пробег одного реактора нам хватит. Возбужденные, но очень довольные, мы с Баталиным отправились в гостиницу, а Белгородский — домой. При этом я, как самый молодой в компании, тащил наш трофей, который на следующий день должен был доставить в цех.

Пожимая нам на прощание руки, Израиль Маркович сказал:

— Конечно, мы плохо поступили, разбудив эту женщину, но мы же не для себя, а для дела. Значит, правы.

Уже через четыре дня мы начали опытно-промышленную проверку, были получены хорошие результаты, и так возник новый катализатор КБФ-76, который по своим эксплуатационным характеристикам значительно превосходил наш первый катализатор, КФ-70.

Прошло много лет. Социалистический Советский Союз стал историей, появилась капиталистическая Россия. Как уже упоминалось, по совету Вартаныча я создал компанию «Еврохим», которая, помимо научных исследований, занималась и коммерцией. Надо сказать, что первое время коммерсант из меня был никакой. Руководство бизнес-процессом и научными исследованиями — «две большие разницы». Кроме того, на волне вседозволенности лихих девяностых появилось много человеческой «пены», поэтому работать было сложно, и компания несла ощутимые убытки.

Как-то раз в конце лета 1994 года мы с моей сотрудницей Еленой Владимировной Федорцовой оказались в Нижнекамске, где нас несправедливо обвинили во всех смертных грехах и отказались оплачивать поставленную по договору продукцию. Компании грозило банкротство. Я пытался возражать, но коммерческий директор отказался слушать мои аргументы. Мы сели на скамейку на трамвайной остановке, и в какое-то мгновение мне показалось, что силы на борьбу закончились. Я представил, как мне придется сказать сотрудникам, что работы нет, а значит, не будет и зарплаты. Со многими я трудился вместе долгие годы, большинство из них достигли пенсионного возраста, и, соответственно, их шансы на трудоустройство в те лихие годы были близки к нулю. Мне стало не по себе. В этот момент память услужливо прокрутила передо мной нечто вроде фрагмента из очень старого фильма: ночь, спящий город, дежурная аптека на заснеженной площади, трое мужчин, со стороны кажущиеся ненормальными, пытаются вызвать к двери провизора.

Что-то щелкнуло внутри меня, я вспомнил слова Белгородского и сказал:

— Пошли, Лена! Все, что мы совершаем, — для дела, а значит, мы правы. Поэтому он должен нас выслушать.

Я зашел в кабинет коммерческого директора без спроса. Наверное, на моем лице было написано что-то такое, что не позволило ему указать мне на дверь. Я попросил пять минут и привел аргументы, которые его убедили. Мы пожали друг другу руки, и он произнес:

— Молодец, что вернулся! Будем с тобой работать.

И мы работаем вместе почти тридцать лет.

Урок, полученный много лет назад от Белгородского, был кратким, но очень полезным. Я до сих пор благодарен Израилю Марковичу за тот вечер.

У Белгородского было еще одно прекрасное качество — видеть далекую перспективу развития событий. Этим качеством должен обладать любой руководитель промышленного предприятия. Другой вопрос, есть такая способность у человека или нет и умеет ли он «в сплошной лихорадке буден» видеть перед собой контуры грядущего.

В начале семидесятых слово «экология» было известно весьма узкому кругу лиц. Я не поленился и просмотрел практически все учебники, по которым мы обучались в университете. Ничего про охрану окружающей среды, термина «экология» там тоже не было. Что неудивительно. Я вспоминаю прекрасный фильм середины пятидесятых — «Разные судьбы». Один из главных героев поехал работать на Урал, на металлургический завод. У меня до сих пор перед глазами сцена: утренняя смена бодро шагает к цехам, а из трубы валит чернющий дым, которым дышат люди. Тогда это считалось признаком героизма советских трудящихся.

Я помню, как в начале своей деятельности на Тольяттинском заводе отбирал пробы из реактора синтеза изопрена. Стояло жаркое лето, и дышать, сидя под реактором, было нечем из-за большой загазованности. Но, когда я попросил противогаз у одного из руководителей цеха, он с удивлением сказал, что хороший химик в противогазе пробы не отбирает. И это не потому, что он ко мне плохо относился, просто так было принято.

Впервые слово «экология» я услышал от Белгородского летом 1973 года. Как-то в субботу Израиль Маркович собрал в нашем цехе совещание по увеличению выработки изопрена при использовании нашего катализатора. Был жаркий июльский день, участники совещания с тоской поглядывали на часы, так как наступил сезон сбора клубники. А Израиль Маркович любил устраивать такие посиделки по субботам, когда он был свободен от ежедневной рутины и мог спокойно подумать о перспективах развития производства.

Наконец совещание закончилось, и даже мы с Баталиным вздохнули с облегчением, так как планировали поехать