– Дмитрий Олегович, я понимаю, что мои слова похожи на бред, но я уверена: если Шарлотта на посту, значит, ей есть что охранять.

Генерал помолчал, потом потер ухо и посмотрел на взволнованную Сандру.

– Знаешь что, Александра? Мы над этим подумаем. Хорошо подумаем. Но не сейчас. Сейчас ты отправишься домой и хорошенько выспишься.

– Товарищ генерал, я понимаю, что…

– Я тоже все понимаю, – перебил генерал, – но обсуждать эту версию не готов. И ты не готова. Через… три дня продолжим разговор. Все.

Он поднялся. Сандра тоже. Она поняла, что аудиенция окончена.

– Разрешите идти?

Генерал молча кивнул.

И зачем она завела этот разговор? Теперь, чего доброго, отправят к психиатрам, и это в лучшем случае. Заставят пройти переосвидетельствование, а потом переведут в архив. Черт ее за язык дернул!

Расстроенная Сандра решила не возвращаться в свой кабинет. В самом деле, сегодня ей лучше пойти домой и хорошенько все обдумать.

Пока ехала по шумной Тверской, потом продиралась по пробкам к дому на юго-западе столицы, мучительно размышляла, не было ли ошибкой то, что она рассказала начальнику управления о своих подозрениях. Уже возле подъезда вдруг услышала звонок сотового. Звонил Андрис. Ого! Четыре раза! Неужели скучает?

– Привет, милый! Не ожидала, что позвонишь так скоро.

– Здравствуй, Сандра, надеюсь, у тебя все хорошо? Ты уже в Хельсинки?

– Да, вчера прилетела. Ожидается на редкость скучная конференция, но что делать? Работа обязывает. Туристический бизнес вообще…

– Извини, – перебил Вайс, – возможно, я тебя отвлекаю от… подготовки к конференции, но у меня есть пара вопросов. Ты можешь сейчас говорить?

Странный какой-то у него голос. Сандра насторожилась:

– Подожди.

Она вылезла из машины и отошла подальше от подъезда. У детской площадки, оглядевшись по сторонам, села на лавочку, на которой обычно восседали мамаши, наблюдающие за резвящимися отпрысками. Сейчас тут было пусто, и можно было говорить без опаски.

– Слушаю, Андрис. Что-то случилось?

– Не волнуйся, у нас с Алексом все хорошо. Ты ведь об этом спрашиваешь?

– Ну да… конечно. О чем же еще?

Что-то он темнит. Надо быть внимательней.

– Ты хотел спросить?

– Хотел. Зачем ты ударила по голове Лигу?

– Что?! – как можно удивленнее протянула она.

– Я все понял, Сандра. Илзе вполне могла изображать призрака, но она этого не делала. Это была ты. Не спрашиваю, зачем тебе это понадобилось, но хочу понять, за что ты ударила Лигу. Она все равно не смогла бы тебя увидеть. Лига в замочную скважину смотрела, и ты могла запросто уйти через соседний зал.

Сандра помолчала. Умница Вайс. Отпираться смысла нет.

– Как ты догадался?

– В походке призрака было что-то странное. Я не сразу понял, что именно не так. Когда выяснилось, что Илзе может ходить, решил, что все дело в ее старческих ногах. А потом увидел, как ты идешь по залу. Помнишь, на конференции? Странно, но я не заметил этого раньше. Помнишь, ты говорила, что растянула сухожилие на ноге во время тренировки?

– Ты внимательный, – усмехнулась она.

– Был бы внимательным, сразу догадался. Так зачем?

– Она мне мешала.

– Я мешал гораздо больше. Следил, бегал за тобой.

Сандра молчала.

– Заметь, я не спрашиваю, кто ты такая, как тебя зовут на самом деле, где ты работаешь, и даже не пытаюсь выяснить, как далеко от Хельсинки находишься в данный момент. Я просто…

– Я ее ненавижу, потому что она отобрала у меня тебя! – неожиданно для себя самой выпалила она.

В трубке стало тихо.

– Что, не ожидал признания? – спросила Сандра, пытаясь проглотить что-то сухое и колючее, застрявшее в горле.

Вайс молчал, и она поняла, что дело плохо.

– Да расслабься! Я пошутила. А нахожусь я в Москве. Ты правильно догадался, что не в Хельсинки.

Не надо было этого говорить. У нее что, стресс?

По-видимому, Андрис собрался с мыслями, потому что вдруг сказал:

– Сандра, прости.

– За что?

– За все. И… за мой вопрос тоже. Я не думал, что… это так…

– Я же сказала, не парься!

– Сандра…

– Скажи, ведь у меня не было даже шанса, правда?

– Правда.

Честный какой, блин! Лучше бы соврал!

– Андрис, прости, я спешу. Только прошу тебя…

– Я понял. Этого разговора не было.

– Умница ты наш. Тогда пока. Созвонимся.

Она быстро отключилась. Господи, ну почему все так паршиво?

В конце весны и самом начале лета ночи самые светлые. Благостные ночи! Во дворце, слава тебе господи, тихо. Только где-то в дальнем зале слышен маятник на старых часах. Дрянные, кстати, часы. Старые, но дрянные. Да и что тут может быть хорошего? Одно барахло, прости господи! Мебель вообще из лакейской, поди, натащили. Да разве в барские покои такую ставили! Одно слово недоумки.

Старая женщина в чепце и темном бархатном платье неспешно шла по залу, брюзжа себе под нос. Лунный свет сопровождал ее ночную прогулку. Она вошла в большой зал с купольным потолком и остановилась посередине, прислушиваясь.

Вроде мышь где-то шуршит? Пусть шуршит, поскребушка. Она неопасная. Не то что люди. Темные, жадные, корыстные души. Все забрать, все разорить, все продать! Разворотили, растащили! Проклятые! Тьфу на них! Думали, что выгребли подчистую? Ан нет! Фиг вам, нехристям! Те, что пытались, уже наказаны, а их черные души горят в адском пламени! Верно говаривала матушка Екатерина Алексеевна: порченая кровь доброго потомства не даст. Про Пашку, не к ночи будь помянут. А эти-то куда хуже! Дрянные людишки! Из крепостных, сразу видно!

Старуха подошла к окну и всмотрелась в легкий сумрак.

Пусть ищут. Все равно главного не найдут. Все остальное – чепуха. Главное упрятано так, что никакому жадному оку неподвластно. Мальтийский крест. Белый на черном фоне. Чистота и непорочность, а вокруг зло. Этот крест и то, что в нем скрыто, будут храниться вечно.

Она вздохнула. Тяжело ей. Давно тяжело. Тяжкая ноша. Всяк свой крест несет. Ее тяжелее других. Давит. А сбросить никак нельзя.

Неслышно ступая, Шарлотта Карловна фон Ливен пошла дальше, продолжая нести свой крест.