теле была слабее, чем обычно, а мысли смогли собраться в некое подобие комка не только о том, где он найдет в этой кристаллизованной комнате следующую дозу. Его начали интересовать куда более долгосрочные вопросы – например, как он здесь оказался и что с ним будет дальше.

Он помнил, как застыл от осознания того, что Клео действительно вывел на него полицию. Люди, лица которых сплывались у него перед глазами в однородное месиво, были одеты в форму и быстро заполонили его убежище. Его забрали, привели в участок и допрашивали. Еще, кажется, кормили. Горло до сих пор саднило от желчи.

Тогда почему он в больнице, а не в тюрьме?

Медленно собирая воедино осколки памяти, он пытался отделить собственные фантазии от реальности, режась и отдергивая окровавленные пальцы. Он снова запутался. Никогда нельзя было точно сказать, что именно было миражом.

В голове раздавался отзвук голоса. Заботливого, успокаивающего женского голоса, в котором при том легко угадывался привкус боли и слез. Что это за голос? Он никак не мог его узнать. Снова галлюцинации?

Может, у него и сейчас галлюцинации. Он должен гнить в камере, а не лежать в белоснежной палате.

– Отрадно видеть хоть какие-то признаки мыслительного процесса у тебя на лице.

Ник вздрогнул, садясь на постели и оборачиваясь. В дальней части комнаты, облокотившись на тумбочку, стоял Клео.

– Как ты?..

Он помнил, что попался полиции. Это не могло быть очередной обманкой мозга, он был в этом уверен. А это значит, что его наверняка охраняют, а учитывая все, во что он влип, явно тщательно. Так что здесь тогда делает этот шут?

– У всех есть цена, мой дорогой брат. Нужно лишь ее предложить.

– Ты мне не семья.

Злость жарким комком опалила затылок. Он сам по себе, и не имеет ничего общего с этими тварями. Даже если это значит жить в подвале, блюя под себя после каждого обеда.

– Ну, тем не менее ты не отказывался, когда я приносил тебе еду.

Он сказал это так, как будто подкармливал собаку. Руки непроизвольно сжались в кулаки, и Ник почувствовал, как больно сдвинулась игла в катетере.

– Ты меня сюда затащил? Мне это не нужно, можешь засунуть свое милосердие в…

– Нет, не я. Если бы твой мозг не сгнил от всей той химии, которой ты его травишь, ты бы догадался, что тогда мне не составило бы труда сюда попасть. Впрочем, мне и так не составило. Ты знаешь, что деньги никогда не были проблемой для меня. И для него.

Ник похолодел.

– Меня, конечно, проверили, прежде чем пустить сюда, но для того, чтобы убить тебя, не нужно оружие. Я мог бы задушить тебя руками или затянув эту трубку на шее. Я мог бы воткнуть эту иглу тебе в сонную артерию и разворошить, пока кровь не хлынет фонтаном. Люди на самом деле такие хрупкие.

Жар злости мгновенно сменился холодом страха, и Ник смотрел на брата, чувствуя, что в первый раз в жизни по-настоящему боится его.

– Но мне от этого толку никакого. А вот он…

– Ты же сказал, что я буду в безопасности!

Отчаяние плескалось в его голосе, как рыбка, попавшая в коктейльный бокал.

– В какой-то мере ты и так в безопасности. Конечно, здесь не тюрьма, и попасть сюда проще, но…

Он прервал свою мурлыкающую речь и внезапно вздохнул.

– Ник, ты уже умирал. Еще немного времени в этом подвале, и тебя бы не было. И не из-за того, что тебя кто-то убил, а из-за того, что ты сам себя уничтожил. Я надеялся, что в тюрьме за тобой хотя бы немного проследят, но вышло даже лучше. Ты в реабилитационном центре. Тебе помогут здесь.

Никто оторопел. Голос Клео в кои-веки звучал искренне, и он слышал волнение в нем. Волнение за него.

– Как я сюда попал?

– Не знаю. Видимо, та женщина оказалась куда сострадательнее, чем я мог ожидать.

– Женщина?

Ник снова вспомнил женский голос. Было в нем что-то… родное.

Чушь. У него нет родных. Даже имени нет.

– Полицейская, арестовавшая тебя. Понятия не имею, как тебя умудрились положить сюда без документов, но для этого явно нужно было постараться.

Полицейская… Ник вспомнил, как из последних сил писал чистосердечное признание, чтобы его не отправили обратно в подвал, место, где после разговора с Клео он постоянно чувствовал страх. Даже его наркотические галлюцинации, обычно успокаивающие от всего, начали подбрасывать страшные картины его смерти. Да, кажется, тогда он тоже слышал женский голос.

– Ты же никого не сдал, правда, Ник?

Клео снова стал мурлыкать, но глаза его оставались холодными.

– Нет, никого.

Он никогда бы не сдал босса. Он не может его подвести, единственного человека, который правда ценил его.

– И ты стер всю информацию с сервера?

– Да.

– Хороший мальчик. Тогда жди следующего визита полиции, и заготовь ответы, потому что от тебя не отстанут, пытаясь выяснить, с кем ты контактировал. Если что-то всплывет, то я лично расскажу ему, где ты.

Клео вышел. Ник остался лежать в палате, отчетливо осознавая – во всем мире не осталось ни одного человека на его стороне.

Она стояла, прислонившись к стене, пока слесари делали свою работу. Майкл и Бретт, которых капитан решила взять с собой, напряженно молчали. Никто не хотел верить, что все обернулось вот так.

Обыск квартиры их же собственного коллеги. Не просто сотрудника полиции, а человека, служившего с ними в одном отряде. Мир словно оборачивался кошмаром.

Морган долго сопротивлялся, пытаясь аргументировать свой отказ скандалом, который разразится сразу же, как только станет известно, что полиции приходится подозревать своих же. Он не хотел и думать о том, что Крайше мог быть связан с преступной деятельностью – а тем более с убийствами, которые они так отчаянно пытались расследовать. Капитан и сама не хотела, но Нейт отследил отправителя письма и выяснил, что оно было отправлено через тот же самый сервер в субботу.

Больше всего на свете она мечтала, что это было какой-то уловкой настоящего преступника, или хотя бы чтобы Фледель был замешан в чем-то совершенно ином, менее пугающем.

Как смешно это звучало.

Четверг был завтра. «Сегодня или никогда», – так она сказала Моргану. И добавила, что если они закроют на это глаза, то скандал будет только масштабнее.

И тогда он задал вопрос. Спросил, может ли она как непосредственная начальница сержанта поверить в справедливость хоть каких-либо обвинений против него. Именно тогда сжалось ее сердце, осознав, что все подозрения обернулись правдой.

Она