— Второе место — это пять миллионов, — напомнил Дядя Веня, усмехаясь.

— Отвечаю и добавляю еще два, — произнес Елагин.

— Уравниваю, — без всяких раздумий принял его ставку Ложкарев.

На торне пришел пиковый валет.

— Туза ждал? — спросил Дядя Веня. — А если он нам обоим обломится на ривере, как бабло делить будем? По старшей карте. А если у обоих по бардыму?

— Посмотрим следующую старшую.

— Ну, у меня будет еще один бардым, а у тебя — дама пик. Помнишь, такой расклад был у Пушкина Александра Сергеевича, где залетный фраер ждал туза, а ему графиня-пенсионерка пикового бабца подсунула?

Он посмотрел на дилера и махнул рукой.

— Сдавай уж.

— Ривер, господа, — объявил дилер, — последняя карта. В банке двенадцать миллионов.

И тут же положил на стол последнюю карту.

— Ну, что я говорил! — обрадовался Ложкарев. — Видишь, какой я прорицатель!

На столе лежала дама пик.

— Сливай воду и выходи, как говорится, строиться на вечернюю поверку, — радовался Дядя Веня.

И тогда Елагин понял, что у Ложкарева, кроме трех тузов на флопе, ничего нет. Сет — хорошая комбинация, когда играешь один на один при полной колоде, когда не можешь подсчитать варианты. Но если ты умеешь читать по лицу соперника, то видишь все скрытые эмоции и переживания… А если ты знаешь этого человека, смотришь теперь в его веселое лицо и понимаешь, что у него даже фул хауза нет… Зачем тогда ему, спокойному и уверенному в себе, так радоваться? Значит, он имеет на руках комбинацию значительно хуже той, что может представить себе соперник, поверивший в его поддельное веселье, поверивший, что к трем тузам он ожидает прихода четвертого. Скорее всего, каре у Ложкарева уже есть, и он просто заманивает сейчас Петра разговорами о старшей карте.

— Тогда я иду ва-банк, — произнес Дядя Веня, уже спокойно и без улыбки изучая лицо Елагина.

Петр посмотрел в сторону, увидел напряженные лица зрителей. Среди них не было Хромовых, которых не интересовало, чем закончится финал. И Сан Саныча не было. Не видно было и Ани.

— Отвечаю, — произнес Елагин, подвинув все свои фишки к центру.

— Как там у нас по счету? — поинтересовался Ложкарев.

— Ваша ставка перебита, — ответил дилер, — у игрока, сидящего справа от меня, на полмиллиона фишек больше.

— Ну, тогда вскрываемся.

Дядя Веня открыл одну свою карту, полученную на префлопе, которая оказалась бубновым королем, и сказал:

— Вот видишь, у меня бубовый бердым, как я и говорил, а вторая карта — тоже бердым… Так что получается — тебе меня не перебить.

Он открыл вторую свою карту.

— То есть у меня не бердым, я ошибся. У меня как раз туз бубовый, которого ты так ждал, а тебе выскочила дама пик. Но ты не переживай, пять лямов — хорошая сумма для хорошего человека.

Все зааплодировали. Ложкарев откинулся на спинку кресла и постучал пальцем по зеленому сукну.

— Что у тебя? — спросил он.

— Вы немного ошиблись, я не ждал туза, я ждал пиковую даму.

В зале повисла тишина — все вдруг начали что-то понимать.

— Дама и пришла, как вы помните, — улыбнулся Петр, уже не в силах сдерживаться.

— Только не говори мне, что у тебя на флопе был пиковый король с такой же десяткой.

— К вашему сожалению, но это так.

Елагин открыл свои карты и положил на стол.

— Посмотрите сами: у меня роял флеш на пиках.

— Облом, — усмехнулся Дядя Веня, — я понял так, что ты теперь круче всех.

— Просто повезло. Я рассчитывал, что будет фул хауз тузовой троицей, а потом понял, что каре у вас уже есть. Мне, если честно, и второго места хватило бы, но я решил уж ради красоты игры продолжить.

Ложкарев расстегнул белый пиджак и почесал черную майку на своей груди. Потом обвел взглядом переполненный зал.

— А где все? — спросил он. — Где Качан, где Мошкин-Блошкин этот? Кто нам наше отдаст? Прошу выкатить наличманом!

К нему подошел Леня Вертеп и, наклонившись к уху, напомнил:

— Мы же предупреждали, что по украинским законам снять сразу не получится.

— По каким-таким законам? — удивился Дядя Веня. — Ты чё, по каким-то правилам живешь? Типа того, что не вор теперь — налоги платишь, улицу переходишь по светофору, руки перед едой моешь, когда жена прикажет?.. Да ты хоть пионерский галстук надень, но мое мне верни. Ты понял?

— Давайте пройдем к банкомату, — предложил Деркач, — попробуем снять, сколько получится…

Но по его лицу было заметно, что ему известно с точностью до одной гривны, сколько получится.

Тут же засуетились зрители, вспомнившие, что им тоже причитаются некоторые суммы. Толпой направились в холл, где возле стойки регистрации был установлен банкомат.

Сначала попробовали снять с карты Елагина. Банкомат выдал только сто тысяч гривен, а при повторной операции сообщил, что нет технической возможности. С картой Дяди Вени случилась та же история. Ложкарев тут же потребовал загрузить бабло в ящик, а лучше выдать ему наличманом. Пока он предъявлял свои требования, Вдова получила свои сто тысяч, потом свою карту вставила Блондинка, а следом выстраивалась очередь из взбудораженных мужчин, догадавшихся, что количество банкнот в аппарате ограничено, и всем может не хватить. Раздались голоса возмущения.

Дядя Веня наблюдал за людьми, переводя взгляд с одного на другого, и лицо его побагровело.

— Так что, каждому по сто косых, и мы разбегаемся? — спросил он Деркача.

Тот пожал плечами:

— Так я за банкомат не отвечаю.

— Тогда зови сюда Блошкина! — потребовал Ложкарев.

— Он сейчас в Киеве, как раз этим и занимается.

— Мошкин не в Киеве, а уже на небе, — заметил Петр, — или там, куда его определили. Убили его сегодня в Киеве.

— Это так? — очень негромко спросил Дядя Веня.

Владелец отеля замялся, снова пожал плечами и обернулся на экран телевизора.

— Этого я не знаю точно… — ответил он и стал выискивать глазами Вересова.

Но того уже не было в холле.

— Короче, так, — произнес Ложкарев, — я иду в домик и до утра жду свое бабло. Но только не вашими хохляцкими фантиками, а зелеными. Не будет бабла, перепишешь на меня свой готель, а еще расписку дашь на четверть всей суммы…

— Простите, но победитель здесь не вы…

— А это не выигрыш, это твоя отмазка за тупой кидняк, который вы тут провернуть хотели. А за призовое бабло перед ним отвечать будете. — Дядя Веня показал на Петра. — Если он попросит меня помочь, я и посодействую. Ведь ты попросишь?