представил его как генерала Бориса Петровича Быковского, добавив загадочное «можете говорить при нем так же откровенно, как когда мы вдвоем». Очевидно, скрытое предупреждение. Затем он сообщил генералу, что доверяет Тане больше, чем остальным сотрудникам, чем сильно ее удивил.

— И вполовину не доверяешь ей, как я — тебе, — сказал как отрезал генерал Быковский. — Мы как братья.

Многозначительный обмен взглядами между мужчинами. Оба повернулись к Тане.

— У вас нетерпеливый вид, товарищ, — заметил Саша. — Вы хотели меня о чем-то попросить?

Таня собралась с духом.

— Шеф, я прошу доступ к документам и разрешение на использование копировальной машины. У меня появилась возможность передать американцам одесское досье.

Сашины брови подпрыгнули.

— Неужели?

Одесское досье — тщательно сконструированная приманка под названием «Электромагнитная передача биологической информации», в которой содержались статья А. Л. Иванова из «Международного журнала по парапсихологии» по слепому видению, перепечатанная стенограмма симпозиума об использовании катушек Теслы как устройств для наблюдения, тайная и полностью выдуманная речь Косыгина о важности парапсихологических исследований и материалы эксперимента по телепатическому общению между Севастополем и двумя атомными подлодками с использованием передатчиков сверхнизких частот в качестве усилителей. Досье было неполным и даже несвязным. Скорее, обманка, которую любопытный резидент мог собрать по крупицам в надежде, что в итоге все сложится в полезную подсказку к тому, что задумали в верхах.

Но когда Таня передала тщательно отредактированную версию своего разговора с Гейбом в галерее, ее поразило, насколько резко Быковский оборвал Сашин восторг:

— Я категорически запрещаю: ни один документ не покинет это здание. О дисциплине здесь явно забыли. Зачем нам сдавать столь ценную информацию врагам?

Таня почтительно склонила голову.

— При всем уважении, генерал, досье представляет собой чушь. Наживку. Наполовину фальшивку, наполовину — работы сумасшедших. Но если мы передадим это в руки американской разведки, одесское досье вынудит их потратить миллионы долларов на собственные парапсихологические исследования.

Саша добавил:

— Москва-Центр одобрил идею. Мы готовы действовать.

— Для вас Москва-Центр — это я. Так что нет, Москва против.

— Тогда… мне оставить американца? — спросила Таня.

Быковский явно решил, что придумал умный ход:

— Вы всегда можете его соблазнить.

У Тани побелели губы.

— Я не…

— Мы неплохо начали, — сказал Саша, хлопнув в ладоши, — и я верю, что мы еще хорошо поработаем вместе. Первым делом мне нужен от вас, товарищ Морозова, печатный отчет о контакте с сотрудником враждебной разведки. Жду его у себя на столе к обеду. В трех экземплярах, пожалуйста.

На написание отчета у Тани ушло все утро. Когда она принесла рукопись машинистке, то обнаружила, что генерал потратил это время на запугивание сотрудников канцелярии. Быковский был из тех, кому нравилось менять правила, не слишком углубляясь в их смысл. Для начала он объявил машинисткам, что им больше нельзя работать под копирку. Затем приказал делопроизводителям объединять отдельные документы в групповые досье «по факторам сходства», что бы это ни значило. И наконец, все бумаги моментально становились секретными, в том числе пустые анкеты. Поэтому доступ ко всем печатным материалам получали только сотрудники разведки и их начальство. По сути, это означало, что никто из канцелярии не имел права работать с тем, что они печатали или сортировали. В довершение всего к Тане подошла машинистка Екатерина и, глотая слезы, взмолилась:

— Прошу, товарищ. Скажите, что это какая-то шутка.

— Успокойтесь и делайте, что можете. Скоро все встанет на свои места, — солгала Таня. Она сделала самое мужественное лицо, какое только было в ее арсенале. — Между тем, пока нет копирки, боюсь, вам придется напечатать это четырежды. Материалы нужны мне к полудню, так что прошу заняться этим немедленно.

— Но… четыре экземпляра!

— Не у вас одной проблемы, товарищ.

***

К полному изумлению Тани, отчет и три отпечатанных копии были готовы вовремя, несмотря на полную неразбериху. Наверное, машинистки ее все же любили, хотя их поведение прежде свидетельствовало об обратном.

Быковский реквизировал Сашин кабинет для своих нужд, но, когда Таня заглянула, генерал ушел на обед. Саша забрал бумаги, положил их отпечатанной стороной вниз на пустое пространство стола, где прежде стоял бонсай: перекладывание документов текстом вниз — еще одно нововведение генерала. Затем, сидя на стуле не за столом, а сбоку от него, Саша спросил:

— Итак. Как тебе новый режим?

— Уверена, мы быстро адаптируемся к переменам.

Саша с тоской оглядел столы, на которых прежде стояли шахматные доски. Похоже, их сочли помехой в работе.

— Смотрела когда-нибудь американские фильмы про Джеймса Бонда?

— Видела «Из России с любовью». Полная чушь.

— Мой давний друг Боря пересмотрел все фильмы о Бонде трижды. — После этого Саша долго молчал. Таня, не желая вступать в разговор, только чтобы заполнить пустоту, тоже молчала. Наконец он продолжил: — Борис Петрович поднялся в КГБ, насколько это возможно. Теперь он метит в Политбюро. Чтобы туда попасть, ему нужно привлечь внимание тех, кто наверху. Ему требуется зрелищное достижение. И закрытие прогнившего, плохо работающего штаба подходит для этого гораздо больше, чем реформирование. Так что, поверь, не стоит вызывать его недовольство.

Таня удивилась этому неожиданному проявлению дружелюбия. Что это, грубость? Демонстрация силы? Обычное дело? Сашино лицо стало непривычно мрачным.

— И мое тоже, дорогуша. Что бы ни случилось на протяжении этой долгой недели, надеюсь, ты будешь держать это в уме.

***

В то же утро после встречи в галерее Гейба ждал долгий и унылый завтрак в захудалом кафе в Новом городе. А прибыв на работу, он обнаружил, что посольство заполонили вежливые розовощекие бухгалтеры.

— О боже, — пробормотал он. Он и забыл, что сейчас идут проверки: закончились зимние праздники, и надоеды по обе стороны холодной войны съезжались в посольства, чтобы превратить жизнь и без того бедных исстрадавшихся шпионов в ад.

Еще его ждали три абсолютно одинаковых записки с требованием явиться в кабинет Фрэнка немедленно. Там Гейб узрел выстроившуюся на столе батарею полупустых бутылок с алкоголем, а также склянки с лекарствами, бережно повернутые этикетками к стене, складной нож и небольшую стопку журналов.

— Забавно, — произнес Фрэнк. — Как ни старайся скрыть такие вещи, о проверке всегда узнают. Кто-то вечно сообщает о ней заранее. — Он словно позабыл, что сам предупредил подчиненных. — Вчера вечером уборщики прошлись по кабинетам в поисках того, что начальство не хотело бы увидеть в столах своих сотрудников, и ожидаемо вернулись ни с чем. Однако,