Сердце забилось очень быстро, я была охвачена яростью и чувствовала, что вся дрожу. Я замерла в кресле. Глаза горели. Я не могла усидеть на месте и наконец стукнула кулаком по столу. «Ах ты, пассивно-агрессивная идиотка!» Я резко вдохнула через нос и выдохнула через рот. Еще раз… Еще… Ко мне постепенно стало возвращаться спокойствие. Не то доброе, разумное спокойствие, которому я учу людей, а спокойствие, под которым скрывается злость.

Я закрыла почтовую программу и открыла Microsoft Word. Я хотела написать идеальный ответ, чтобы там не было опечаток или грамматических ошибок. Будет очень плохо, если я ошибусь и напишу «эффект» вместо «аффект» или «ихний» вместо «их».

Я открыла новый документ и, как поет Чарли Дэниелс в своей балладе The Devil Went Down to Georgia («Дьявол объявился в Джорджии»), «искры полетели» из-под моих пальцев:

Дьявол открыл футляр

И сказал: «Я начну».

Искры полетели у него из-под пальцев,

Когда он взял смычок.

И он повел смычком по струнам,

Ядовито хмыкнув,

И банда демонов подхватила,

И звучало все как-то так…

С каждым ударом по клавишам я чувствовала себя лучше. Я писала и редактировала, опять писала и снова редактировала. Закончив, скопировала письмо и вставила его в сообщение электронной почты на имя Памелы. На одну долю секунды, прежде чем нажать «Отправить», я запаниковала. Меня накрыла неопределенность. Трудно бороться без прикрытия. Мне нужна была поддержка и крошечная капелька одобрения перед отправкой своего выстраданного опуса.

Надо сказать, что, кроме всего прочего, я эксперт в социологических опросах, а поэтому, обзвонив нескольких друзей, объяснила им ситуацию и попросила совета. После пяти звонков я получила единодушный ответ: 1) она действительно пассивно-агрессивная идиотка; 2) я не должна отправлять это письмо. Двое моих друзей думали, что это поставит под угрозу мои шансы выступить перед крупной национальной организацией, еще одна знакомая сказала, что сама избегает конфликта любой ценой и советует мне делать то же самое, а еще двое друзей считали, что мне не стоит тратить на это время и энергию.

Я по-прежнему не была полностью уверена, ведь ответ был великолепен. Очень не хотелось выбросить в мусорную корзину такое произведение искусства. Кроме того, это была возможность сделать больно тому, кто причинил мне боль, – такой шанс дается не каждый день. Наконец я распечатала письмо Памелы и свой ответ, чтобы взять их с собой на встречу с Дианой на следующий день. Она поможет мне решить.

Я плюхнулась на диван Дианы, вытащила письма и сказала: «Мне нужна твоя помощь. Я схожу с ума». Мы обе хмыкнули от такого моего заявления, но я пояснила: «Произошло нечто, что на самом деле сводит меня с ума».

Я представила всю историю на суд Дианы: рассказала, как Памела «пересекла черту», рассказала про обед и про все остальное и затем прочитала письмо Памелы вслух. Диана поморщилась. Я увидела, что она нахмурилась, и спросила:

– Довольно паршиво, верно?

Диана сказала:

– Да. Довольно паршиво.

Я сказала, что считаю Памелу пассивно-агрессивной идиоткой и что все мои друзья тоже так думают. Диана одарила меня взглядом, который явно говорил, что ее не интересуют результаты моего опроса. Диане никогда не нравилось, что я пытаюсь строить свою жизнь на опросах.

– Хорошо, в любом случае… Ты готова услышать, что я ей приготовила в ответ?

Диана кивнула.

Я развернула свой ответ и стала читать:

Уважаемая Памела, я получила ваше письмо, касающееся возможности сотрудничества. Я отсылаю копию Шерил, вашей руководительнице, поскольку мой ответ касается вас обеих.

У меня есть некоторые серьезные опасения относительно работы с организацией, в штате которой вы состоите. Во время нашей встречи в Майами вы сказали мне, что ваши начальники «глупые и думают только о деньгах». Я не знаю, является ли это высказывание точным описанием вашей работы или это было просто неуместное выражение разочарования. В любом случае я считаю эти комментарии крайне непрофессиональными, особенно в устах человека, который публично представляет такую уважаемую организацию.

Кроме того, я понимаю ваше желание стать лектором; однако меня встревожили ваши слова о желании сообщить начальству, что вы так и не смогли найти подходящего оратора, в надежде, что они пригласят выступить вас. Хотя я согласна с вашим утверждением, что аттестаты не являются обязательным условием для успешных выступлений, надеюсь, вы понимаете необходимость обучения и профессиональной подготовки для того, чтобы стать специалистом. Независимо от ваших талантов, ваше позиционирование себя в качестве профессионала в области психического здоровья будет иметь серьезные этические последствия для вашей организации.

Безусловно, я ценю искренность характеристики, которую вы дали Шерил, однако, прежде чем я соглашусь участвовать в мероприятии вашей организации, мне необходимы некоторые разъяснения относительно опасений, изложенных в этом письме.

С наилучшими пожеланиями,

Брене Браун, доктор наук,

специалист в области социологии.

Я была счастлива, как удав, только что проглотивший кролика. Я чувствовала, что раздуваюсь от гордости за свой ответ, как третьеклассница, получившая от учителя благодарственную грамоту.

Диана сказала:

– Ничего себе. Ты поставила в копию отправки адрес ее начальницы. Чтобы наверняка ее уничтожить, да?

Я ухмыльнулась:

– Как говорит мой папа, не играй с огнем!

Диана помолчала еще мгновение, затем произнесла:

– Так. Скажи мне… когда ты представляешь, как Памела читает это письмо, что, по-твоему, она чувствует? Что ты хочешь, чтобы она чувствовала, зная, что в копии отправки стоит фамилия ее руководительницы?

Складывая распечатки, я думала, с чего начать. Я уверена, что на подсознательном уровне знала, какие чувства хотела вызвать, – знала, что именно это и двигало мной. Я думала примерно с минуту, потом ответила:

– Я хочу, чтобы она почувствовала себя маленькой. Хочу, чтобы она чувствовала себя разоблаченной. Хочу, чтобы ей было страшно, как будто ее загнали в ловушку. Хочу ее задеть… Хочу…

Жаркая волна поднялась у меня в груди, лицо запылало. На этот раз это был не огонь ярости, а медленный ожог истины. Страшная тишина повисла в воздухе, и я почувствовала то, что всегда ощущаю, когда болезненное прозрение нисходит на меня, – мне стало невыносимо душно. Я чувствовала себя невыносимо маленькой.

Диана сделала такое лицо, которое я вижу всегда, когда ей надо посидеть в тишине и посмотреть, как правда накрывает меня. Она прищурила глаза, немного поджала губы и смотрела на меня, как мать на ребенка, на которого снизошло озарение. Я знала этот взгляд: как мать, преподаватель и социальный работник, я сама использовала его множество раз.