Глава 25

РАХИМА

— А теперь попробуй. Видишь, соли не хватает. Когда добавишь немного соли, вкус совершенно меняется. М-м-м. Попробуй.

Шахназ еще раз помешала ложкой в кастрюле, где на дне плавились в кипящем масле нарезанные помидоры и лук. Она согласилась научить меня готовить несколько простейших блюд. Я сама попросила ее об этом. Шахназ оказалась падкой на лесть. Благодаря этому мне удавалось поддерживать с ней более-менее мирные отношения, что, во всяком случае, было гораздо лучше, чем конфликтовать.

— Теперь чувствуешь разницу? Потрогай ножом картофель. Он должен быть мягким. Видишь? Значит, сварился. Надо же, у меня просто в голове не укладывается: ты не знаешь самых простых вещей. Удивительно. Тебя, наверное, баловали дома? Ну, надеюсь, твои сестры окажутся не такими растяпами!

В том, что касалось кулинарных способностей моих сестер, я была абсолютно спокойна — Шахла и Парвин готовили почти так же хорошо, как мама-джан. Но при одной мысли о них мое сердце болезненно сжималось. Почти месяц минул с тех пор, как нас забрали из дома. Я часто думала, что теперь делает мама-джан. И казалось, видела отца, лежащего посреди гостиной после сытного обеда в клубах сладковатого дыма, улыбающегося и довольного.

— Шахназ, мне так хочется повидать сестер. Парвин совсем близко! Как думаешь, могу я навестить ее?

— Вопрос не ко мне, — пожала плечами Шахназ. — Спроси своего мужа. Или свекровь.

Я не была уверена, что это хороший совет и что она не пытается подстроить очередную каверзу.

Ежедневные встречи со свекровью не ограничивались ее визитами на нашу половину дома. Через несколько дней после моего водворения в семью Абдула Халика мне велено было явиться в главный дом, где жила его первая жена — Бадрия. Предстояла большая стирка, и они решили, что лишние руки не помешают. Бадрия была двоюродной племянницей Гулалай-биби и ее любимой невесткой. Абдул Халик относился к ней с уважением как к достойной жене, к тому же этот брак был в интересах всего клана. Однако с тех пор как он обзавелся двумя молодыми женами, Бадрия все реже бывала в спальне мужа. Это вызывало у нее чрезвычайное беспокойство, хотя я никак не могла взять в толк почему.

Вряд ли кто-нибудь решился бы назвать Бадрию красавицей. У нее был короткий вздернутый нос и толстые обвисшие щеки. Большое родимое пятно над верхней губой напоминало по форме жирную гусеницу, такую же жирную, как ее тяжелое, расползшееся после многочисленных родов тело. К своим тридцати пяти годам Бадрия родила пятерых сыновей и двух дочерей. Гулалай-биби любила детей Бадрии больше остальных внуков и вечно ставила их в пример другим женам, которые, по ее мнению, отвратительно воспитывали своих детей. Все это лишь осложняло и без того напряженные отношения между женами Абдула Халика и вносило разнообразие в жизнь самой Гулалай-биби.

— Бадрия, присматривай за девчонкой. У нее все из рук валится, всему приходится учить. Да оно и понятно — бывшая бача-пош. Представляешь, в таком возрасте — и бача-пош. Она даже не умеет вести себя как подобает женщине. Ты посмотри на ее походку, на эти стриженые волосы, обгрызенные ногти! Ее матери должно быть стыдно за такую дочь!

Бадрия была рассержена и обижена не меньше свекрови из-за того, что Абдул Халик взял меня в качестве четвертой жены. Но что она могла поделать? Как любой покорной жене, ей оставалось лишь прикусить язык. Да и в любом случае Бадрие не пристало жаловаться: она жила в самом большом из домов Абдула Халика, где комнаты были обставлены настоящей мебелью — кроватями, диванами, креслами. Ей даже не приходилось заниматься домашней работой: готовила кухарка, все остальное делала служанка. Кроме того, Бадрия считалась уважаемой женой, с которой Абдул Халик обсуждал важные вопросы, о чем она с гордостью трубила на каждом углу.

Жизнь дома текла однообразно, подчиняясь своему внутреннему ритму. Жены занимались детьми, Абдул Халик — своими делами, что бы под этим ни подразумевалось. Столкновения с талибами последнее время прекратились, однако почти каждый день он и сопровождавшие его вооруженные охранники рассаживались по трем черным внедорожникам и уносились куда-то, поднимая клубы пыли. Эта угрюмая свита окружала Абдула Халика с утра до ночи: стоило ему проснуться и встать с постели — охранники были тут как тут, они молча кивали головой, слушая распоряжения хозяина, и с подчеркнутой аккуратностью держались подальше от женской части дома. Во второй половине дня мужчины, собравшись в устланной коврами гостиной с раскиданными по периметру подушками, потягивали чай, ели плов, беря его руками из блюда, и обсуждали какие-то важные дела.

Женщины никогда не покидали пределов двора, девочки, дочери Абдула Халика, — тоже. Единокровные братья и сестры играли и дрались друг с другом, но отдельно — мальчики с мальчиками, девочки с девочками. Внутри группы и те и другие неплохо ладили, однако, если дело доходило до игры в футбол, сыновья первой жены объединялись в команду и сражались против сыновей второй жены. То же было и у девочек, которые из-за малейшего пустяка могли рассориться до драки, словно дикие кошки.

Бадрие не приходилось долго ломать голову, чтобы придумать для меня поручение. И хотя в доме было достаточно слуг, мне доставалась самая грязная работа. Похоже, издевательства надо мной доставляли этой женщине неизъяснимое удовольствие. Целыми днями я скребла полы, стирала детские пеленки, мыла туалеты. К вечеру кожа на руках становилась красной и покрывалась трещинами. Все, о чем я мечтала, — добраться до моей крошечной комнаты, упасть на тюфяк и провалиться в сон. Но даже ночного отдыха я зачастую была лишена. Абдул Халик требовал, чтобы я явилась к нему в спальню, и снова заставлял меня делать все те же ужасные вещи, что я делала накануне, и позавчера, и три дня назад.

Все внутри меня болело и ныло, я с трудом передвигалась, в трусы словно насыпали толченого стекла. Иногда я просыпалась среди ночи с воспоминанием о том, что он сделал со мной. Эти образы не давали мне уснуть. Я лежала, плотно сжав ноги и подтянув колени к подбородку, и молилась, чтобы он устал от меня и оставил в покое. Мне хотелось, чтобы месячные приходили чаще, потому что в такие дни он меня не трогал. Но менструации начались у меня лишь полгода назад и пока были нерегулярными. Единственным спасением стали фантазии, в которые я погружалась, пока муж сопел и