получил документы и стал Николаем. А папа Анны тут же определил его в дело. В лавке, где в основном продавали сельдь, стал он счетоводом. И постепенно эту сложнейшую профессию освоил. И стал тихим, скромным, молчаливым бухгалтером. С двумя особенностями: сельдь ненавидел и терпеть её не мог. И второе – никогда не говорил о политике и газет не читал никаких.

Как и все нормальные люди тех времен, переехал Николай в Москву, где в Токмаковском переулке купили они с Анной и с помощью папы комнату. В коммуналке ещё три семьи. Но комната была большая, светлая, теплая.

А в 1929 году родили они мальчика. Назвали его Матвеем, в честь дедушки.

* * *

Как и все дети, Матвей рос. Вырос он к 1941 году в длинного, нескладного, но спокойного мальчика. Все больше времени проводил во дворе. Мальчишки дворовые его пытались дразнить, мол «Мотя Нисский, Вытащи пиписку».

И тому подобное. Что ещё могут придумать дворовые ребята. Но Матвей, которого, конечно, все звали Мотя, не обижался, усмехался. А раз так, то, по закону дворового социума, и дразнить не интересно.

Кроме двора, играл с папой в шахматы, но вскоре папа с Мотей играть перестал. Потому что Матвей стал папу обыгрывать. Ну, а кому это интересно. Тем более бухгалтеру.

В общем, все-таки Мотька рос в какой-то степени необычным мальчиком. Задумывался. Возился с цифрами. В пятом классе вдруг стал спрашивать у физика про атомы – молекулы.

Физик отвечал четко и ясно: атомы будем проходить в седьмом классе, а пока, Нисский, не забивай себе голову глупостями.

Мотя и не забивал.

Вообще, с учебой у Моти было вот как. Физика, химия и математика отлетали от Моти, как от чумного. То есть, проблем никаких. А вот литература, русский язык, география, биология и особенно (!) конституция СССР (был такой предмет) не шли даже на три балла.

Учителя жаловались. Как писал Мотя в третьем классе, например, «интиресно», так и в 6, 7 классах – «интиресно» и писалось.

Не помогало ничего. Ни дневники, ни двойки, естественно, ни родители.

У Моти к шестому классу образовалась в школе группа оболтусов. Все, что касалось алгебры, геометрии, физики и химии, так же задач разных, примеров и тому подобное, этими двоешниками – троешниками из Мотькиных тетрадей аккуратно переписывалось.

Мотьке было все равно. Он в это время думал о вечном.

Но однажды для оболтусов халява закончилась самым печальным образом. Математик, мужчина строгий, приказал встать следующим ученикам. Встали Чапа, Жека, Лола, Филин и Марик.

– Вот смотрите, что происходит, – сказал учитель. Я задал контрольную ну, худо-бедно класс справился. На отлично написал, как всегда Нисский и вот эти друзья. При этом Матвей, мы знаем, решает все «через голову». Не так, как все. И, о моё удивление, все задачки так же оригинально решили наши Ломоносовы. И не объясняйте.

Только скажи мне, Матвей, зачем ты им оказываешь медвежью услугу. Они и так – гм-гм. А теперь вообще – ни к черту. Объясни мне, пожалуйста.

Мотя встал и с прямотой римлянина и пионера сказал, что это – его друзья и они дают ему списывать диктанты по русскому и сочинения по литературе. Особенно Марик.

Весь класс грохнул от хохота. Во главе с учителем.

Тем не менее, все плохие мальчики получили по заслуженной двойке и мучились ещё долго. Пока математик куда-то не исчез, а новая математичка оказалась хорошая. Ей было все равно.

* * *

Кстати, у нашего Моти была одна речевая особенность, которая выручала его часто, но иногда и шла во вред. Короче, с детских лет Матвей так много хотел сказать этим взрослым, что он видит и думает. Какие сны ему снятся. И как можно решить ту или иную задачку.

Он торопился. Слова не успевали. Получалось сплошное тарахтение, за что Матвея справедливо во дворе прозвали «Мотя-пулемет». Далее это прозвище разлетелось далеко по дому и школе. Часто просто спрашивали – ты пулемета не видал? И всем ясно – ищут Мотьку.

* * *

Тем временем на педсовете решали, кого после седьмого класса оставить в школе, а кого – направить в профтехучилище. В эти тяжелейшие годы рабочих рук не хватало катастрофически. РОНО[15]баумановского района на школу уже была дана разнарядка.

Перевесили литература и Конституция – решили не рисковать провалами по этим дисциплинам и направили в числе других Мотю в ПТУ.

А Мотя и не особенно расстроился. Ему понравилась шинелька черная. Да ремень с бляхой подходящей. Кстати, как только Мотька появился в новом обмундировании, поведение ребят во дворе резко изменилось. Мотьку приняли за своего. А от его ухода из школы очень огорчались халявщики – Жека, Чапа, Лола, Филин и Марик. Им уж точно нужно было идти в ПТУ, да вот видишь, как судьба иногда распоряжается перспективами на жизнь молодежи.

* * *

Матвей руками работать любил и на первой производственной практике неожиданно наладил станок. Не то по резанью металла. Не то по выделке особо точных конструкций. Станок был немецкий и получен в 1939 году, после подписания известного Пакта. Между СССР и Германией. Да так и стоял без употребления. Что-то в нем было не так, как глубокомысленно говорил Иваныч, мастер цеха и наставник Мотьки.

Пуск станка наделал на заводе много шума. Ходили смотреть на станок и на Матвея. Но расспрашивать, как это удалось ему, быстро перестали. Так как он начинал так тараторить и все непонятно, что рабочие, привыкшие не «трындеть», а вкалывать, чтобы рабочую карточку заслужить, кивали, закуривали махорку да и уходили.

* * *

А к 1944 году Иваныч сказал Матвею, что в Политехническом музее пройдет выставка – техническое творчество юношества. И директор распорядился, чтобы на стенде их завода юношество в лице Матвея Николаевича Нисского изобразило свое творчество. Для чего ему дается в неделю два дня на изготовление чего-нибудь эдакого и прикрепляются два рабочих в помощь.

Матвей спросил можно ли сделать макет, чтобы не «все для фронта, все для победы», а изделие чтобы было направлено на мирную послевоенную счастливую жизнь.

Иваныч доложил секретарю парторганизации. Тот – наверх и добро было получено. В том смысле, что война шла к победе и показать, как юношество думает о мирной счастливой жизни очень даже полезно. Тем более, что грозились с выставкой ознакомить и союзников. Мол, пусть не боятся, а видят, наше юношество – самое мирное юношество в мире. Вот такую или приблизительно такую тираду