всех вопроса – «переработок». Почти все хозяева заставляли своих работников трудиться дольше, чем было оговорено в трудовом соглашении. И если человек дорожил своим рабочим местом (а он им дорожил), то приходилось мириться с переработками, да и в отпуск идти не тогда, когда хочется, вместе с семьёй, а когда будет на то хозяйская – то ли воля, то ли прихоть. Обсуждали оживлённо, то и дело перебивая друг друга, пока кто-то насмешливо не заметил: «Арбайт махт фрай – труд делает свободным!» И все, как по команде, засмеялись. А Мина почувствовала как будто удар.

– Не понимаю! – она дрожала, и неверно-колеблемый голос её тонул во всеобщем смехе, – не понимаю! – повторила она уже твёрже, – как после в с е г о того, что произошло, можно над этим смеяться?! Над памятью людей, от непосильного труда в лагере скончавшихся, кого «труд освободил» – н а в е к и! Плакать нам над всем этим надо, и ведь никогда не удастся выплакать всей горечи, всей боли, всей нашей утраты…

Хотела Мина рассказать о Чернобыльской резне евреев, о пролившейся там безвинной крови еврейских праведников и погибшей в диком погроме целой династии Чернобыльских раввинов. С тех давних времен на осквернённой кровью земле евреям было запрещено селиться – на веки веков. А советские люди – атеисты, построили на проклятой земле атомную станцию, и что из всего этого вышло, знал уже целый мир! Да не дали Мине это сказать, поставили диск инструментальной музыки.

Окончив языковые курсы, стала Мина рассылать в разные фирмы предложения своих услуг как специалиста в своей отрасли. Ведь была она инженером-химиком, кандидатом химических наук. На некоторые предложения пришли отказы, дескать, вакансия уже занята, иные не ответили вовсе. А ведь адреса предприятий и фамилии их владельцев она брала из компьютера биржи труда, где они были представлены, как актуальные, ищущие именно такого специалиста, каким была она!

Тогда она начала рассылать письма и на должность химлаборанта и даже помощника лаборанта (эдакая специальность в Германии имелась?!). Ответом было полное молчание.

Стала обивать она пороги чиновников, просила подыскать ей мало-мальски подходящую работу или дать ей возможность переквалификации…

И как-то однажды получила она письмо с приглашением на собеседование. В фирму на временную работу требовался помощник лаборанта. Мину это не смущало, пусть она будет заниматься мойкой, сушкой, хранением лабораторной посуды и материалов, но хоть вблизи от любимой работы находиться! Она была почти счастлива, как и в тот день, когда в институт поступила, или когда узнала, что, несмотря на отчаянное сопротивление многих антисемитов, ВАК присвоил ей звание кандидата химических наук, и не за диссертацию, а «по совокупности научных работ, принёсших огромную пользу государству и народному хозяйству»!

Собеседование продлилось почти пять часов, словно не помощника лаборанта на временную работу брали, а академика, по крайней мере! Казалось, что её ответами касательно специальности, дипломами и сертификатами остались довольны. Но ей задали ещё множество вопросов, казалось бы, не имеющих отношения к работе. Почему она всё ещё проживает в общежитии? – словно она по собственной воле жила там. Социального жилья ей не предлагали, а в приватном секторе или в агентствах недвижимости не хотели ничего и слушать, как только узнавали, что она является получателем социальной помощи. Почему она до сих пор не получила немецкий паспорт? Ведь все, приезжающие из России получают паспорта?!

– Но я не немка, то есть не российская немка, – улыбнулась Мина, и тут же почувствовала неуместность своей улыбки. И сообщила, что имеет «бессрочный вид на жительство» в Германии. Вопроса о том, как же она получила вид на жительство, о её с т а т у с е не последовало, но он подразумевался. И Мина ответила на «незаданный» вопрос.

– Я – еврейка, русская еврейка, – и ей показалось, что наступила неловко-гнетущая тишина. Впрочем, тишину нарушил один из мужчин, участвовавших в собеседовании.

– Вот и отлично фрау Нойман! Более у нас нет к вам вопросов, можете быть свободны. Ещё раз благодарим за проявленный вами интерес к нашему производству!

Мина ушла окрылённая, кого же как не её, «профи», да ещё с научной степенью, брать помощником лаборанта да ещё и не на постоянную работу!

Увы, упования её были напрасны! Ей отказали безо всякой мотивировки. Вообще, оказалось, что в ФРГ никакие отказы не сопровождаются соответствующей аргументацией!

Чиновница, курировавшая Мину, вместо курсов переквалификации стала предлагать ей, так называемую, «социальную» работу, как правило, заключавшуюся в сортировке чего-то либо – подсобницей, неквалифицированной рабочей.

– Но, работая на предлагаемой вами «работе», – протестовала Мина, – я по-прежнему останусь получателем социальной помощи, потому что на этой работе я буду получать копейки. И мой статус не изменится!

– Да, – терпеливо соглашалась чиновница, – вы будете оставаться на «социале».

– Но я хочу работать полноценно, получать зарплату, платить налоги, наконец, нормальное жильё какое-нибудь снять, потому как, чувствую, социального не дождусь! Я ни от кого не хочу зависеть!

– Я вас понимаю! – кивнула женщина.

– Вы же знаете, – снова стала умолять Мина, – я работаю на компьютере. Но без немецкого цойгниса[9] меня никуда не возьмут. Дайте мне хоть какие-нибудь компьютерные курсы, хоть кратенькие! Дайте мне возможность, – и она тихо проговорила, так чтобы социальщица поняла её, – дайте мне шанс!

– Но я не могу дать вам переквалификацию по возрасту, вам же уже за пятьдесят!

– Да, но почему же вы мне, в моём возрасте, предлагаете «социальную» работу, тяжелую, между прочим, физически?

Социальщица, видимо потеряв терпение, внезапно перешла к угрозам.

– Предупреждаю вас фрау Нойман, если вы не согласитесь на предлагаемую вам «социальную» работу, я буду вынуждена уменьшить вам сумму социальной помощи на 25, а может быть, и на 30 процентов! Подумайте об этом!

– Это что? П р и н у д и т е л ь н ы й труд? В вашей истории уже были подобные прецеденты для моих соплеменников!

– Называйте, как хотите, разводите демагогию о том, что было в первой половине двадцатого века, а 25 процентов я с вас всё-таки сниму! – торжествуя, словно одержала победу, произнесла чиновница.

В тот же день Мина получила и очередной отказ по социальной квартире. Вновь, на неопределённый срок, оставалась она жить в общежитии.

Угнетённая, лежала она на своей койке, пока к ней не пришла Ирина, соседка по блоку. С ее сыном прорабатывала Мина гимназический курс химии, физики, биологии и даже английского, который, к удивлению своему, она не забыла! Соседка пришла пригласить Мину в гости, ее муж получил водительские права и они сегодня