И что-то наподобие улыбки тронуло большие губы Бифштекса. Такую улыбку Туман видел на эмблемах электрощитовых. Его даже невольно передернуло.

– Да у тебя, Вася, совсем черепица потрескалась. Бог дает жизнь, он ее и забирает.

– Это ТЫ мне говоришь?! Чего же ты это не пиздел, когда схемы свои гениальные вычерчивал?! Когда заставлял торчков и барыг не просто через оптику мочить, а казнить наглядно, другим в назидание! Ради высшей справедливости? Нет, Туман! Ради денег! Ты ради денег меня палачом сделал. Втемную используешь. Я даже не знаю, откуда товар приходит. Транзитом или мы конечная остановка. Я вообще кроме команды «фас!» ничего не знаю.

– Врешь, Вася, знаешь! «Апорт», «сидеть», «рядом», «ищи» и так далее. Вот только команду «голос» я не давал. Так что заткнись и пей свою водяру. Набирай форму. Ты прав, я не мать Тереза. Но я единственный в мире человек, кому не все равно, ел ты сегодня или нет.

Игорь отвез набравшего форму Василия в его берлогу и, уложив спать, снова сел в машину и помчался на вокзал. По дороге забрал красивую светловолосую девушку по имени Яна. Это была невеста его молодого друга, москвича. Девчонка была веселая, коммуникабельная и до смешного порядочная. Туман по просьбе своего друга помог Яне с трудоустройством и следил, чтобы на первой работе ее не обижали. Но девушка вела себя просто идеально и, несмотря на свою красоту и привлекательность, повода никому не давала и жила только ожиданием встречи со своим московским женихом. Сейчас они должны были встретиться в Санкт-Петербурге, и Туман хотел посадить девушку на поезд. Поезд «Севастополь – Санкт-Петербург» отправлялся через полчаса, поэтому Туман с Яной не торопились. Игорь завел девушку в купе и попросил ее не выходить до отправления поезда под предлогом, что могут украсть сумки. Они попрощались, и Игорь вышел из купе.

Но вместо того чтобы покинуть вагон, он направился в другой его конец и, никем не замеченный, проходным ключом открыл туалет и скрылся за дверью. В туалете он не стал делать то, что делают там все люди, а тем же ключом открутил пару болтов и приподнял верхнюю крышку от какой-то полки. В образовавшуюся щель Туман быстро сунул целлофановый сверток, туго перетянутый скотчем, после чего закрутил все, как было, и так же незаметно вышел из вагона. Посадка шла бойко. Торговцы едой, сигаретами и сувенирами атаковали поезд, словно пьяные матросы – Таврический дворец, и никому не было никакого дела до одинокого странника, медленно покидавшего этот праздник вселенской суеты сует! А через несколько минут после отхода поезда от вокзала в Белгороде на таможне раздался анонимный звонок, и взволнованный голос неизвестной женщины сообщил дежурному офицеру номер вагона и место, где был спрятан пакет. В результате бдительная белгородская таможня обнаружила больше килограмма наркотического вещества, неизвестно кому принадлежавшего.

После очередного разгромного совещания у начальника отдела Андрей забрал Леру и привез домой. Всю дорогу Лера, как обычно, болтала, а Андрей слушал вполуха, лишь бы только попадать в такт ее вопросам, и старался побыстрее доехать домой. Как только они приехали, Лера ушла по маршруту в ванную, Андрей же принялся готовить ужин. Дверь ванной распахнулась, и из тумана выплыло маленькое белое махровое облачко, накрыв Андрея свежестью и прохладной нежностью. Когда дыхание участилось, а руки слегка насытились, она вдруг резко отстранилась, как будто бы вспомнив что-то важное и неотложное. Отвернувшись, Лера изогнулась соблазнительным вопросительным знаком и положила голову на кухонный стол. Андрей сам не понял, как, закинув на Леру ее же халат, оказался вдруг счастливым. Войти в Леру – это не кайф, это счастье. Видеть умопомрачительную красоту и знать, что это богатство, вся эта радость для тебя, все это тепло и эта доверчивая нежность тебе – это значит почувствовать себя самым счастливым мужиком на свете.

«Господи! Пусть это повторится! И если мне суждено умереть, то пусть последним, что я увижу, – думал, задыхаясь, Андрей, – будут глаза этой ведьмы, пронзительные, блудливые, раскосые. Огромные в любопытстве, зашторенные в любви, горящие в гневе и полыхающие в радости. Эти мокрые растрепанные волосы, рассыпанные по кухонному столу живым золотистым укором мне, такому неловкому и нетерпеливому. Господи! Не дай мне это потерять».

– А что это было, опер? – распрямляясь и недоуменно глядя на Андрея, спросила Лера. – Что это за кухонный разврат?! Да ты гурман-экстремал, опер!

– Если все время будешь называть меня опером, я стану называть тебя опереткой, – обиженно взбрыкнул Андрей.

– Я, к сожалению, не оперетка. Оперетка – это легкий жанр. Я – прокурорша. А это мой тяжелый рок, – почему-то невесело подытожила Лера.

Андрей всегда боялся, когда видел Леру в таком состоянии. Она редко грустила, больше улыбалась и радовалась жизни.

– Закури, сыщик, отдышись. И давай проведем оперативное совещание. У меня из головы не идут дела.

Андрею нравилось, что Лера назвала его по-другому. «Может быть, постепенно и до имени доберется», – мечтательно подумал он.

– Чему радуешься, сыщик? – как всегда, видя его насквозь, приземлила эту нечаянную радость ведьма. – Прекрати самолюбование и доложи, что есть нового в нашем деле.

– Кроме того, что наркотик идет транзитом через наш город, практически ничего.

– А как это узнали? – спросила Лера.

– Да очень просто. Таможня в Белгороде хорошо сработала. В поезде «Севастополь – Санкт-Петербург» нашли полтора кило «счастья», – ответил Андрей.

– А что говорит наркокурьер? Откуда едет и куда везет?

– Да в том-то и дело, что курьера не взяли. Товар был спрятан в месте общего пользования и оказался бесхозным, – объяснил Андрей.

– А знаешь, Андрей, я тут недавно подумала, только ты сразу не смейся… Давай-ка прокачаем вот какую мысль. А что, если это не транзит вовсе? Может, вас, ментов, разводят? Что, если эта дурь делается у нас местными, так сказать, умельцами? Ведь ты пойми, если предположить такую версию, то нам с тобой нетрудно будет вычислить изготовителя!

– Ты, Лера, с ума сошла. Такую версию никто и не рассматривал.

– Вот потому, что не рассматривал, вы и топчетесь на месте. Послушай, Андрей, я недавно узнала, что наш академик Александр Тихонов изобрел порошковый мед. Ты представляешь, мед в порошке! И я подумала, что если можно изобрести медовый порошок, то почему бы не изобрести «порошок счастья»?

– Логика, Лера, у тебя железная.

– Ты еще скажи женская. Заткнись, участковый, и слушай. Ученых, способных на подобное открытие, в городе всего три-четыре. Мы с тобой обойдем всех и опросим с пристрастием. Я дам тебе список, а ты пошлешь своих оперов. И тот опер, которого убьют после разговора с гением, укажет нам своей героической смертью на нашего героя, – подытожила Лера.

Андрей застыл, как в немой сцене в «Ревизоре».