– Да чтоб тебя вывернуло, подбросило и кишки расшвыряло до твоего засранного Ортагеная!

Сначала кажется, что эльф и дракон корчатся от боли на буром ковре, но это залитая кровью трава – они крючатся на ней, истекая кровью и яростью, и орут друг на друга. От криков звенит воздух, разлетаются стрекозы, пригибается к земле гномий зев.

Костеря Йеруша на чём свет стоит, Илидор зажимает ладонями рану в его спине, слева, в районе верхнего ребра, все руки дракона липко-алые, скользкие. Одежда Йеруша изорвана в лоскуты и дымится, местами под ней видны ожоги и глубокие ссадины, одна рука висит бесчувственной тряпкой. У дракона опалены волосы и левая бровь, он почти лежит, опираясь на локоть и вытянув левую ногу, штаны разорваны, нога под ними тоже разорвана, до мяса. Найло, во всю глотку желая дракону лютой смерти, поливает его рану каким-то составом из маленького пузырька. Рука Йеруша трясётся, эльфа качает.

На безопасном расстоянии от кряжа стоят Льод Нумер и драконы. Слушают, как вода заново наполняет подземные жилы, идущие на юго-запад.

Вокруг эльфа и дракона бродят туда-сюда два сподручника, перемазанные землёй, посечённые мелкими камнями. Они выглядят так, словно не понимают, где оказались, морщатся и потирают уши, наклоняют головы набок и снова потирают уши. Третий сподручник с обломком камня в голове лежит перекрученный, словно кто-то начал его выжимать, как бельё, да так и бросил.

Эльфский лекарь Бранор Зебер и драконий лекарь Диер Ягай добегают до эльфов и дракона за полмгновения до того, как Найло лишается чувств с прощальным пожеланием:

– Надеюсь, тебе в лекарне ампутируют башку, всё равно не пользуешься.

А Илидор, передавая окровавленного Найло на попечение Бранора и сжимаясь в спазматической комок боли, цедит сквозь зубы:

– Я даже не приду плюнуть на твою могилу – боюсь, стошнит.

Последний месяц сезона горького мёда

Глава Донкернаса Теландон заканчивал осмотр деревьев мельроки и был весьма доволен тем, что увидел. Удалось спасти почти половину плодов, и только два дерева погибли. До этого Теландон в сопровождении своей помощницы Альмы Охто уже успел осмотреть теплицы, фруктовые сады и родники в восточной и северной части Айялы, а также многочисленные пруды там и сям. Всё было очень хорошо. Оставалось только дойти до озера Далёки, чтобы своими глазами убедиться: оно снова наполняется, и вода в нём чиста как никогда.

Альма Охто, следившая, как уходят со лба Теландона озабоченные складки, как разжимаются его кулаки и губы, гадала: отчего остальные эльфы считают верховного мага непробиваемым, непроницаемым и всегда одинаковым, словно вытесанным из твёрдой древесины бубинга? Ведь если просто разуть глаза и внимательно смотреть на главу изыскария, то можно понять без труда, что он испытывает. Иногда даже ясно, что он собирается сказать или чего решает не говорить.

Альма всегда понимала, в каком настроении Теландон, и лучше кого бы то ни было умела определять самый удачный момент, чтобы задать не самый приятный вопрос. Например, такой:

– Если Йеруш Найло выживет, он останется в Донкернасе?

– Выживет. Конечно. Останется. Если захочет.

Альма поджала губы, отчего вокруг её рта углубились складки, чуть прищурила глаза цвета загустевшей крови. В своих любимых накаблученных сапогах она была чуточку выше Теландона и потому сейчас поглядела на него немного снисходительно. Пока он смотрел в другую сторону.

– Я только в полдень спрашивала про Найло у Бранора. Он сказал, всё очень тяжело, большая кровопотеря, вдобавок на жаре, и ещё интоксикация. Говорит, эльфы с таким сложением, как у Найло, вообще не приспособлены к недугам сложнее насморка.

– Да. Да. – Теландон неторопливо направился по тропе на запад, к озеру Далёка. – Но Бранор не сказал «умрёт». Нет. Поверь, Альма. Если бы Найло умирал…

Теландон умолк, и по его лицу Альма поняла, что много слов сейчас останутся несказанными.

– Бранор бы требовал помощи. Не ждал вопросов. Слал гонцов. Дал списки лекарств. Нет, Найло не умрёт. Он плох. Да. Но не умрёт. Бранор просто хочет…

Еще одна долгая пауза.

– Чтоб никто не подумал, будто ему легко было вылечить Найло, – поняла Альма.

Теландон приподнял уголок рта.

– И вероятно. Найло захочет. Остаться.

Еще бы он не захотел. Можно только догадываться, какое количество странных идей бурлит в голове этого эльфа, и насколько проще ему будет их воплощать, имея статус учёного из Донкернаса. Ведь статус учёного из Донкернаса – это оружие массового уважения, которое действует на всех землях Эльфиладона и трёх прилегающих людских.

Между прочим, не в последнюю очередь этот статус так почитаем именно потому, что его не дают кому попало, а Йеруш…

– Быть может, он гениальный учёный, даже почти наверняка, но он безумен не менее чем наполовину. Будет ли Донкернасу от него столь же много пользы, сколь ему от Донкернаса?

– Альма, – ещё более отрывисто, чем обычно, произнёс Теландон. – Он уже её принёс. Быть может, спас нас. Ты заметила?

– Заметила, – не смутилась эльфка. – Но при этом чуть не угробил драконов, включая золотого, мы бы не смогли его заменить. И кто знает, во что обойдутся будущие выходки Найло.

– Да? – Теландон остановился, чтобы полюбоваться танцующей в воздухе снящей ужас драконицей.

Она, безусловно, была прекрасна, легка и невыносимо изящна. Казалось, ей не требуется прилагать никаких усилий, чтобы кружиться и плясать в небе, что само небо поддерживает её сверкающе-красное тело, купает его в воздушных потоках. Драконица была огромной лентой, носимой ветром, одним целым с ним и бесконечным небом, и никто из них не знал, где окажется эта сверкающая лента в следующий миг.

Альма смотрела на драконицу, безотчётно поджав губы. Альма считала, что это очень несправедливо – когда одни могут быть счастливыми просто потому, что уродились тем, кто они есть, а другие – не могут. Что одни способны просто выстрелить себя в небо и отдаться на волю ветра, и этого достаточно, чтобы исполнить своё жизненное назначение. А другим, чтобы выполнять свой долг достойно, приходится работать целыми днями, помнить кучу всяких вещей и волочь за собой целую тележку ответственности, надсадно пыхтя.

Можно сказать, драконы одним своим существованием чуточку возмущали Альму, ну или не чуточку.

Можно сказать, Альма немного завидовала эльфам из соседнего домена Варкензей – те верили, что эльфская жизнь проживается лишь для того, чтобы понять, кем ты хочешь родиться в следующей жизни. Если бы Альма была эльфкой из домена Варкензей, она бы верила, что в следующей жизни родится драконицей, снящей ужас драконицей с чешуёй цвета крови, лёгкой и гибкой, ослепительно великолепной в своём истинном воплощении, без всяких ухищрений и навсегда.