– Говно из жопы, – отвечала на это Моран.

А Хшссторга смотрела на эльфов глазами не ко времени разбуженной змеи, растягивала губы в мертвенно-вежливую улыбку и выпускала в воздух облачко пара вместе с вежливым: «Да. Конечно».

* * *

Всё выше и крепче вырастала незримая стена между Илидором и другими драконами.

Илидор со своими горящими глазами и летяще-танцующей походкой словно и не замечал никакой зимы, а замечал только прекрасный и огромный мир вокруг. И вид у Илидора был такой, словно этот мир ему доступен. Золотой дракон часто был задумчив, но через эту задумчивость улыбался и так смотрел в небо через длинное печальное окно, словно видел в этом небе нечто невероятно хорошее и только своё.

– Он меня раздражает, – ворчал Рратан. – Уберите его куда-нибудь и заткните там.

Золотой дракон смел не выглядеть раздражённым или хмурым, он слушал обрывочные истории о Йеруше с любопытством, а не с ужасом, он ни разу не попытался развеселить Рратана, о котором все беспокоились, и не настаивал на обществе других драконов, когда они всем видом показывали, что не желают его подпускать слишком близко.

– Как глянет на тебя, – махала руками Тейраанэлиа, – как глянет! Будто сейчас схватит и утащит хохотать! Он странный, говорю вам!

Шепотки и бубнёж в спальном крыле, косые взгляды, целая прорва неловких ситуаций, когда беседы в группках драконов обрывались, стоило Илидору к ним приблизиться на расстояние нескольких шагов.

Его всё это как будто не волновало, не задевало, как будто Илидор был лишь гостем в этой обители встревоженности и насупленности. Золотой дракон, упорно не желающий печалиться, был невыносимо невыносим.

– У него такой вид, словно он несётся в жизнь, полную чудес, – закатывала глаза Ятуа. – Какой кочерги?

Куа, изрядно приободрённый всеобщей нелюбовью к Илидору, снова попытался набить тому лицо, но поведение эфирного дракона стало слишком уж предсказуемым. В первый раз в спальном крыле Илидор ушёл от атаки, не меняя выражения лица, и продолжил свой путь, не замедлив шага, только приветливо помахал Куа пальцем.

Во второй раз, на лестнице, тоже легко увернулся, бросил на ходу сквозь зубы «Уймись, надоел».

В третий раз, крадучись проследовав за Илидором к саду таксидермиста, Куа вылетел на золотого дракона прямо на глазах у сподручников. Те немедленно намяли Куа бока и потащили его к Ахниру Талаю, а тот наорал на Куа и на десять дней отправил его в большую машинную, пообещав «лично отволочь эту чешуйчатую жопу в лаборатории, если она ещё раз поднимет свою сраную лапу на другого дракона».

Эта выходка не прибавила Илидору драконьей любви, и он без удивления обнаружил, что его это не заботит. Если остальные его сторонятся, то пусть у них хотя бы будет хороший повод для этого.

Моран при всяком удобном и неудобном случае старалась отослать золотого дракона подальше от других. Даже все остальные вместе взятые, наверное, не выполнили за эту зиму столько дурацкой работы, сколько пришлось на долю Илидора.

Он помогал эльфам разбирать архивы и наводить порядок в библиотеке – там страшно мешали старички-учёные, о которых в обычное время Илидор даже не помнил, настолько редко эти бормочущие чудаки оказывались где-нибудь кроме библиотеки и архивов. Дряхлые эльфы, безобидными тенями бродящие среди полок, столов и стеллажей, постоянно утаскивали только что разложенные книги, списки и записки, раскладывали их на полу и начинали читать, роняли аккуратные стопки, натыкаясь на них сослепу или по невнимательности. А один из старичков, маг сживления, однажды схватил Илидора за крыло и, потрясая писчим пером в другой руке, взахлёб кричал:

– Я могу нарастить дракону перья, могу нарастить перья! Придите и узрите, придите и глядите!

Пока опешивший Илидор пытался объяснить, что перья дракону низачем не нужны, его окружил десяток восторженных старичков. К счастью, на шум обратил внимание один из молодых магов, Урал Маскай, и вызволил Илидора из плена экзальтированных старцев. Однако те были настолько возмущены сорвавшимся экспериментом, что золотого дракона пришлось отослать из библиотеки.

В следующие дни дракон смазал маслом, кажется, все дверные петли этого бесконечного замка, включая двери камер в драконьей лекарне. Помогал таксидермисту обработать шкуры животных ядами, от которых несло едкой гнилью. Несколько раз носил ужин Арромееварду… и однажды тот даже не попытался хлестнуть золотого дракона хвостом.

Каждый раз, направляя по коридорам летучую тележку, Илидор думал, как бы снова убедить Арромееварда поговорить о Такароне, он думал об этом и напевал что-нибудь успокаивающее, и немного сердился на упёртого старейшего, сердился на время, убегающее сквозь пальцы, на себя, не решившегося поговорить с другими старыми драконами.

Обыкновенно Арромеевард оказывался слишком занят своим мрачными мыслями или молчалив, или зол, но в один из дней всё-таки согласился поговорить с Илидором.

* * *

Зимняя сонливость, одолевающая других старейших, обходила Арромееварда стороной, коробка с играми и книгами опустела на треть – прочитал, проиграл, сожрал? В тот вечер, дождавшись, когда патриарх выложит ёмкости с едой из тележки, золотой дракон оборвал свой тихий напев, глубоко и бесшумно вдохнул и решительно заявил:

– Ты поведал мне о ходовайках. Я хотел узнать больше, но никто другой не смог рассказать о них, я спрашивал слышащих воду, и у них, кажется, просто не хватает духа говорить об этом.

Старейший оскалил зубы, и по камере дохнуло запахом земли, мокрой от весеннего дождя. Он разгадал хитрость Илидора, разумеется, Арромеевард прожил столько веков, что мог бы разгадывать хитрости целых армий Илидоров даже во сне, но теперь у старейшего была возможность сделать вид, будто он лишь уступает желанию золотого дракона послушать историю. Просто уступает, потому что Арромеевард – очень благожелательный патриарх, разве кто-то может утверждать обратное? Не обращайте внимания на эти цепи и прокалённую в огне землю.

– Ходовайки, – глухо проговорил он. – Да. Это был настоящий кошмар. Такие мелкие машинки, знаешь, как блоха, примерно по грудь гному или по пояс человеку. Да, мелкие, как блохи, да такие же доставучие – скажи, золотой дракончик, мог ли додуматься до подобного чудовища кто-то кроме гнома, хоть в подземьях, хоть в солнечном мире?

Взгляд Арромееварда затуманился, глаза стали похожи на предгрозовые тучи.

– Ходовайка – это раскладной шар на ножках, с хвостами на морде. Эта тварь умела искать воду, а потому гасила нашу магию. Тв-варь! О, гномы просто обделались от счастья, когда поняли, что магию драконов гасят машины со сходным воздействиями. Со сходным или противоположными, да. Надеюсь, гномы обосрались от счастья так сильно, что их города до сих пор не отмыты. Ведь мы могли справиться с гномами без особенного труда – пусть их было гораздо, гораздо больше, они оказались упорны и свирепы, однако мы всё равно были сильнее. А вот гномские машины… о-ох, заразная зараза, с ними нам ничего, ничего не удавалось поделать, ты понимаешь? Это доводило до исступления. Ходоваек придумали нарочно для борьбы с нами, со слышащими воду. Напускали целые стаи этих мерзот в наши пещеры, в наши укрепления, в наши жилища, да! Мы не успевали оглянуться, как оказывалось, что вокруг катаются и пляшут целые скопища этих мелких вредителей! Катаются, скрипят, воняют отработанной лавой, паршивят собою наши дома и пещеры! Да меня и сейчас мутит, как вспомню… К-как они носились кругами!