Вот таким был майор Алексей Александрович Маловский. В боях за Одессу он заслужил орден Красного Знамени. А в 1942 году погиб, защищая Севастополь.

Все эти дни 21-я батарея поддерживала Пограничный и Морской полки. От беспрерывной стрельбы пушки раскалялись, стволы поливали водой. Стерлась нарезка в каналах стволов – точность стрельбы ухудшилась. Запасных стволов нет, и часы батареи сочтены. К концу дня, израсходовав боезапас, бойцы батареи были сведены в батальон и под командованием комбатра А.И. Кузнецова влились в 1-й морской полк. На батарее осталось 20 человек для охраны пушек.

Вражеские батареи, стрелявшие по порту, находились глубоко в тылу и с теодолитных постов не были видны. Их залпы могли наблюдаться только с кораблей. И вот тут нас порадовал командир эсминца «Фрунзе» П.А. Бобровников. Он сегодня возвратился к нам из Севастополя – и сразу в бой. В полдень командир прислал радиограмму: «Привел к молчанию батарею противника, которая вела огонь по мне. Готов к выполнению следующей задачи». Кулишов написал на радиограмме: «Молодец Бобровников. Пошлите ему благодарность».

Бобровников заслужил похвалу. Ведь иные командиры кораблей просили подавить вражеские батареи береговыми средствами, а Бобровников нашел правильное решение.

У нас было две категории командиров по складу характера. Все они воевали хорошо. Но одного бомбят, обстреливают, атакуют, теснят, а он молча, отбиваясь, упорно выполняет задачу, не требуя подкреплений. Другой тоже воюет неплохо, но при первом серьезном натиске противника взывает о помощи. Слов нет, командир обязан информировать об обстановке, чтобы старший делал выводы. Но почему при первом же появлении самолетов противника требовать истребительное прикрытие? Не далее как сегодня один командир донес: «Попал под обстрел батареи противника. С первого залпа накрытие. Вышлите катера-дымзавесчики». А на корабле своя дымаппаратура. Адмирал резонно приказывает: «Маневрировать, прикрываться своей дымзавесой и стрелять». А когда корабль под обстрелом отошел далеко от своей боевой позиции, он послал командиру напоминание: «Активнее поддерживайте берег, атакуйте стреляющую батарею по примеру Бобровникова».

Павел Андреевич Бобровников – смелый, инициативный, упорный в достижении цели командир. Он скорее погибнет, но помощи без крайней необходимости не запросит, зная наши ограниченные возможности. В отчете о действиях под Одессой Бобровников писал: «При своевременном обнаружении самолетов противника и открытии огня с применением грамотного маневра самолеты или отказываются от атак, или они безрезультатны». Этим он дал понять, что в прикрытии истребителями не нуждается.

Своим становлением Бобровников во многом обязан и комиссару эсминца Д.С. Золкину. В ряду политработников

Дмитрий Степанович занимал особое положение. Я егр помню по совместной службе в бригаде эсминцев. Кристально чистая, партийная душа в личной жизни и служебной деятельности. Постоянно среди подчиненных – нес им правдивое слово нашей партии. Дружно работал с командиром корабля, не мельчил во взаимоотношениях, но и не замалчивал промашки. Одним словом, любил я Золкина за все, чем он был похож на политработника фурмановского типа. Потеряли мы его скоро.

Эсминец «Фрунзе» первым из кораблей вслед за береговыми батареями начал контрбатарейную борьбу.

Положение в Восточном секторе осложнялось с каждым часом. Угроза выхода противника к берегу, к Пересыпи, настолько велика, что Военный совет OOP мобилизовал в Одессе все силы и средства для усиления обороны. Теперь вся надежда – на моральную стойкость воинов и умение командиров. Члены Военного совета выехали в полки. А в конце дня в штаб базы приехал Жуков. Он оценил обстановку в Восточном секторе как весьма тяжелую и сказал, что для базы сейчас нет ничего более важного, чем это направление. Он распорядился повернуть батареи артдивизиона Денненбурга на поддержку Монахова, отобрав их у Петрова. Но не только нам тяжело. Противнику тоже несладко. Пленные показали, что в их частях половина людей выбита.

Позвонил Осипов и спросил, нельзя ли еще наскрести хоть сотню бойцов. Были у нас подразделения охраны береговых объектов. Командир базы утвердил предложение штаба повесить на объектах замки, оставить по два человека с одной винтовкой, а остальных – на фронт. Две команды обслуживания – гидроаэродрома и базы железнодорожной батареи – сто человек с винтовками и под командованием майора М.А. Похилько прибыли в полк. Макарий Авдеевич, человек в годах – ему шел пятый десяток, – знающий сухопутное дело, был назначен помощником Осипова. Он помогал ему организовать оборону, водил резервные подразделения в контратаки. В бою был ранен, от эвакуации на Кавказ отказался, остался защищать Одессу

Надо особо подчеркнуть нежелание раненых покидать Одессу Они оставались в строю и продолжали бороться за город.

Поздно вечером, когда уже ушли конвои, у генерала Шишенина подводились итоги дневных боев кораблей и батарей. Заслушивались доклады Крылова и мой, распределялись корабли и батареи между секторами. Доклад Крылова по сухопутной обстановке в Восточном секторе мрачный.

29 августа.

Ждем крейсер и конвой с подкреплением.

Рассветает. Два судна в охранении лидера «Ташкент» и двух тральщиков под командованием капитан-лейтенантов В. Трясдина и Б. Фаворского и трех «охотников», которыми командовали старшие лейтенанты Г. Акимов, В. Варлей и В. Горяшко, вошли в гавань и сразу попали под артобстрел вражеских батарей. А чуть позже началась бомбежка. Танкер «Москва», которым командовал капитан дальнего плавания Г.Д. Стуруа, доставил горючее. А с «Абхазии» сошли два отряда матросов-добровольцев во главе с майорами В.В. Сопильня-ком и А.И. Щапиным. Их сразу на машины – и в Восточный сектор, в 54-й полк. И с ходу в бой. Теперь на суше воюют уже шесть севастопольских морских отрядов. Командир «Ташкента» капитан 3-го ранга В.И. Ерошенко красиво, с шиком, по-зубковски за пять минут ошвартовал корабль.

А вот и крейсер «Червона Украина». Он недавно из капитального ремонта. Командир капитан 2-го ранга Н.Е. Басистый не так давно начал осваивать его в походах. Ему не довелось командовать малыми кораблями, а они являются хорошей школой для перехода на крейсерский командирский мостик. Он был назначен сразу командиром крейсера, минуя должность старпома, а это тоже школа для будущего командира – все ее проходили, прежде чем взяться за ручки машинного телеграфа. И вот первый боевой поход в сражающуюся Одессу, в кризисный период ее обороны.

На флоте не принято подавать советы командиру с берега, как швартоваться. Ему виднее, на то он и командир. Но в данной ситуации, понимая затруднения командира, я порывался послать ему светограмму, сообщить опыт швартовки Зубкова без отдачи якоря. Однако адмирал отговорил меня. И напрасно.

Крейсер, войдя в порт, развернулся вправо, чтобы ошвартоваться у холодильника, где мы отвели ему место для укрытия от вражеских снарядов. Но он не пошел туда прямо, а продолжал разворачиваться вправо, видимо решив подойти к причалу задним ходом. И вдруг мы услышали лязг якорной цепи – командир отдал якорь. Случилось то, чего я опасался. Среди разрывов снарядов крейсер на месте разворачивался вправо машинами «враздрай»: правой – назад, а левой – вперед. Потом – задний ход. Вытравили всю якорь-цепь, в к причалу не дотянуться – далеко отдали якорь. Командира подвел глазомер. Начали выбирать якорь-цепь и поднимать якорь. Задний ход. Снова отдали якорь. И все это под разрывами снарядов. А каково турбинистам на маневровых клапанах при таких частых реверсах? Чудом корабль избежал прямых попаданий, но осколки погуляли по корпусу. У Зубкова на швартовку и съемку 5–7 минут, а тут «рекорд» – 40 минут.