для девочки, изолированной от школьных подруг, которой нужно хоть какое-то домашнее развлечение. Эксперимент Риа проводила, стоя на одной ноге, склонившись над ванной; больная нога опиралась на большой палец, а костыли стояли у стены. Перед этим Риа дохромала до ванной, как она хромала повсюду, стуча костылями по комнатам, подпрыгивая, опираясь, держась за стены и мебель, иногда размахивая костылем и сшибая вещи со стеллажей; но сколько в этом было решимости, воображения, исследовательского духа, сколько чисто физической активности и борьбы – куда больше, чем в просмотре CBeebies на диване. А Мелисса только и смогла, что отчитать ее за это.

За эти девять дней – после того как Риа сходила в школу, где получила временное освобождение от занятий и немедленно обрела статус знаменитости («Господи, что это у тебя с ногой?» и «Ух ты, дай пройтись на костылях!»), – дневные часы они проводили вместе с Мелиссой в доме 13 по Парадайз-роу. Мелисса старалась как можно дольше работать в своем домашнем кабинете, а остальное время занималась с Риа: готовила обед и перекусы, помогала с уроками, вывозила дочь подышать свежим воздухом – изредка на улицу, чаще на клацающую прогулку по саду. Мало чем можно заняться, когда у тебя нога в гипсе. Нельзя бегать, нельзя плавать, нельзя носиться. Сплошное неловкое подпрыгивание, медленность, оседлость. Риа проводила много часов за обеденным столом, погрузившись в воображаемые миры конструкторов лего, мебели Свинки Пеппы и шахматных фигур, бормоча себе под нос, наслаждаясь свободой от дробей и этой новой уютной, домашней независимостью, – а Мелисса между тем втайне мечтала, чтобы дочь поскорее вернулась в школу. Когда с ними дома оставался и Блейк (например, как сегодня, в пятницу, в ледяное, мрачное, безотрадное утро на второй неделе января), было еще тяжелее, и Мелисса решила, что экспедиция в игровой центр облегчит положение. Вообще-то это было не самое очевидное место для калеки. Риа не могла ни лазить, ни скатываться с горки, но, возможно, она просто посидит на краю сухого бассейна и они с Блейком покидаются друг в друга шариками. Или покувыркается на мягкой подстилке, поиграет с сеткой и тому подобное, пока Мелисса, как она надеялась, закончит свою колонку: она и так уже не уложилась в срок.

Чтобы загрузить обоих детей в машину, пришлось повозиться: пока пристегнешь Блейка, пока затащишь в салон Риа с ее костылями. У Мелиссы почти не осталось времени на то, чтобы привести в приличный вид себя: она была в теплой серой куртке с капюшоном, с наскоро зашитой прорехой на подоле, в бежевом джемпере, подчеркивавшем ее кошмарный живот, все еще выпирающий после родов, и в кроссовках, до сих пор грязных после той роковой прогулки в лесу. В последнюю минуту Мелисса все-таки нанесла на губы немного блеска – единственный намек на ту парящую, жадную до жизни женщину, которая некогда заполняла своими текстами страницы журнала Open. В машине она включила радио, чтобы заглушить дурное настроение и щебет, доносящийся с заднего сиденья («Мама, а когда мне снимут гипс, можно мне будет пойти поплавать с Шанитой, Шакирой и Эмили?», «Мама, куда ты задевала эту куклу Братц, которую дали к моей сандалии?», «Мама, а ты знаешь, что маленькая ложь ведет к большой лжи, а большая ложь – к ужасной лжи?»). Они проехали мимо супермаркета «Теско-Экспресс». На ветровое стекло сеялась морось. Мелисса переключилась на «Radio 4»: программа «Женский час», успокаивающий, решительный голос Дженни Мюррей – для укрепления духа, для напоминания. Мелисса увеличила громкость.

– Мамочка, сделай потише, пожалуйста, – попросила Риа.

– Я слушаю.

– Но оно слишком громкое, и я не могу читать.

– Ты не читаешь, а болтаешь.

– Сейчас я читаю.

– Ах вот оно что, теперь ты читаешь? А как насчет меня? Как насчет того, чего мне хочется? Я тоже человек, между прочим. У меня есть желания, любимые занятия, хобби, а еще мысли, эмоции и чувства. Что мне полагается делать, когда ты так самозабвенно читаешь? Просто сидеть за рулем, смотреть на эту серую улицу, на этот серый дождь, а?

– Ладно, проехали.

Снова подхлестываемая чувством вины, Мелисса убавила звук, совсем чуть-чуть. Тут заплакал Блейк. Она попыталась успокоить его, протянув руку назад и взяв его за ступню, но это не произвело никакого воздействия.

– Он устал, – заметила Риа, гордясь своей осведомленностью о не очень-то эффективной системе Джины Форд. – Так, Блейк, мы же сказали тебе: утром ты просыпаешься, потом днем у тебя два маленьких сна и один большой сон, а потом ты очень долго спишь всю ночь, потом ты снова просыпаешься утром и повторяешь то же самое снова, и снова, и снова, и снова, хорошо?

В ответ он только сильнее заплакал, заглушая радио. Он плакал весь остаток пути до «Маленьких шалунов», но как только они туда добрались, тут же как назло уснул. Снова раздалось клацанье и стук: Риа извлекли из машины, разложили тяжеленную коляску «Макларен», лежать в которой Блейк именно сейчас совершенно не хотел, так что Мелисса взяла его одной рукой, другой толкая коляску, и они все втроем неловко побрели сквозь ледяной мокрый воздух в обитель ада.

Путь к «Маленьким шалунам» – это наклонная дорожка с тремя поворотами, которая ведет в подземную темницу, состоящую из конструкций ярких цветов, мешков для обуви и небольшого кафе. На первом склоне ты собираешься с духом, на втором чувствуешь, что тонешь, на третьем уходишь на дно. Ты слышишь взвизги, вопли и всхлипы шалунов всех возрастов и размеров, и это единственная музыка в помещении. Тебя окружают сетки и обивка. Все обшито мягким: стенки бассейна с шариками, дорожки в веселых туннелях, затянутых сетками, ступеньки, идущие к чудесной изогнутой горке, и полоса приземления у ее подножия. Шалуны скачут, цепляются за сетку, их обувь лежит в красных, желтых и голубых мешочках; они бегают, подпрыгивают, карабкаются наверх, со свистом несутся вниз. Матери (и почти никогда отцы) сидят поблизости на жестких деревянных стульях, и морщины у них на лицах удлиняются. Они сидят, скрючившись над своими напитками или даже над каким-то чтением, если всерьез рассчитывают, что это будет «время для себя» посреди всех этих постоянных требований чипсов, попить, сходить в туалет, разрешить конфликт между шалунами и отвезти их еще куда-нибудь, если им станет скучно. Есть и матери другого типа: они берут дело в свои руки, вернее – ноги, снимают туфли и сами, раскрасневшись и с потным лбом, ступают в бассейн из шариков, чтобы вместе с младенцем посмотреть на дующую машину, которая заставляет шарики порхать в воздухе благодаря хитроумному магнитному механизму; такая качает в воздухе Джимми