ноги были скрещены, точно их заразил балет. Она смотрела с улыбкой, полной и доброты, и эгоизма, свойственных детям. Этот снимок станет последним, где у нее две нормальных, здоровых ноги.

Но сначала был огонь – вечером того же дня, из-за именинного торта. Риа сидела за обеденным столом, все еще в том платье, а Майкл стоял напротив нее, держа на руках Блейка. Восемь свечей. Свет погасили. Мелисса вышла из рыжего сияния кухни, неся торт. Все пели. В этих звуках таилось чувство какого-то глубокого единения, пение было как незримая лента, связывающая их всех вместе; Майкла ненадолго отпустило ощущение грызущего беспокойства, и он легким движением положил руку на спину Мелиссы. Та поставила торт на стол. Когда Риа наклонилась задуть свечки, ее распущенные волосы попали в огонь, языки пламени устремились вверх – высокая оранжевая волна, быстро ставшая чудовищной. Риа ощутила этот пожар просто как дуновение теплого воздуха возле шеи: ее встревожило лишь выражение ужаса, вдруг возникшее на лице отца, даже на лице Блейка. Мелисса стала бешено колотить рукой по пламени. Оно погасло, Риа не пострадала, но в сознании у Мелиссы так и остался этот образ – пылающая голова ребенка, жуткая сцена за обеденным столом. Это стало еще одним дурным предзнаменованием.

* * *

Неделю спустя Мелисса и Риа, как и собирались, отправились в лес искать туннель, где когда-то застрял поезд, направлявшийся к Хрустальному дворцу. Они проникли в лес с улицы. По темной, неровной тропе они добрались до поляны, где вокруг них открылось светлое пространство с рядами тощих высоких дубов и грабов. Шум машин стих. Слышалось только пение птиц и шорох листвы над головой. Они стояли тут столетиями, эти деревья. Они видели, как двигались вчерашние животные – цапли, бобры. Тут обитали летучие мыши, совы, три вида дятлов. Меж стволов иногда мелькали собаки, задрав хвосты, наслаждаясь свободой.

– А мы сможем войти в туннель? – спросила Риа, пока они шли по лесу. Опаленная прядь волос, сбоку, была у нее короче и светлее остальных.

– Думаю, он закрыт, – отозвалась Мелисса. – Но давай посмотрим.

Они дошли до пешеходного моста, с которого Камиль Писсарро некогда писал пейзаж своего времени: бледный простор неба, удаляющийся поезд, делающий поворот, пустые поля по обе стороны. Они прошли мимо пруда с неподвижными водорослями, бросили в него палку и увидели, что она не тонет; миновали площадку для гольфа и веревочные качели. И наконец у подножия холма обнаружили вход в туннель. Черный, наглухо заколоченный. Крошечная голубая птичка вылетела из щели наверху. Риа была разочарована. Ей хотелось пройти весь туннель и попасть в стеклянный мир по ту сторону. Ей хотелось увидеть, как Леона Дэр висит на трапеции под воздушным шаром, исполняя гимнастические трюки в небе.

– Я видела ее фотографии, – сообщила Риа. – Она держалась ртом. Чтобы посмотреть, надо было заплатить один шиллинг. Сколько это – один шиллинг?

– Примерно десять пенсов.

Риа представила себе, как на другом конце туннеля люди в длинных платьях и в цилиндрах смотрят вверх, на Леону. И Мелисса тоже представила себе, как они с ней проходят сквозь туннель, мимо призрачного заброшенного поезда, и вокруг очень тихо, и она словно вступает в историю. Майкла там нет. Его не существует. Их не существует. Замечательная разновидность одиночества. Проход достаточно широкий, чтобы два человека могли идти по нему бок о бок. Мысленно добравшись до дворца, Мелисса побродила по залам, посмотрела фрески, гробницы, львов, сидящих кружком в Альгамбре, выпила бокал шампанского из ревеня.

– Нам пора бы назад, – произнесла она. Освещение менялось. – Скоро стемнеет.

– Ладно, – согласилась Риа. И они стали подниматься обратно – вверх по склону.

Тут-то и произошел второй случай. Едва они достигли вершины, Риа споткнулась в грязи и подвернула ногу. Она продолжала идти, но возле пруда с водорослями опять споткнулась – и заплакала. Она держалась за Мелиссу, неловко подпрыгивая и хромая, иногда ее приходилось почти нести. Так они добрались до выхода из леса. К тому моменту, когда они вернулись к машине, уже совсем стемнело, и лодыжка Риа распухла до размеров теннисного мяча.

Они поехали не домой, а в больницу. Выяснилось, что у Риа трещина латеральной лодыжки. Ей придется две недели пробыть в гипсе. Она ничком лежала на каталке, и медсестра обкладывала гипсом ее тоненькую коричневую щиколотку. Так она и уснула – и ей снился тот самый дворец. Дело было уже после полуночи, в лондонском боро Луишем.

9

Признание

Мужской голос вещал по радио:

– Мы с женой всегда напоминаем нашим детям, что мы – одна банда, одна команда, что мы работаем вместе. Все, что у нас есть, мы получили благодаря тому, что вместе этого добиваемся. Скажем, они нас просят купить последнюю игру для приставки или еще что-нибудь такое, а мы им говорим: знаете, на свете есть ребята, у которых вообще нет приставки, не говоря уж о последней игре. И мы поощряем их бороться со скукой как-то иначе: к примеру, играть в карты; мы с ними много играем в карты, устраиваем всякие игры, ну, чтобы напомнить им о самой сущности команды. Стимулируем их извлекать максимально возможное из того, что у них есть. Я не говорю, что мы вообще никогда не покупаем то, о чем они просят. Но надо знать меру. И мы никогда не делаем эту ужасную вещь: не твердим о том, что сколько стоит и как тяжело нам пришлось трудиться, чтобы это купить. Но мы пытаемся добиться, чтобы они ценили вещи. И в результате дни рождения, Рождество, Пасха – все это для них на самом деле не очень-то важно. Праздники не сводятся к безумному заваливанию подарками, к фантасмагории вещей. Это время, когда они могут немного больше пообщаться с бабушками-дедушками: качественное время в кругу семьи, понимаете? Важно, чему мы их учим, какие идеи внушаем им, пока они растут…

Несмотря на раздражающий, ханжеский, немного гнусавый голос этого анонимного отца, Мелисса, пока везла детей в игровой центр, мысленно отмечала дельные элементы его проповеди: ценить работу в команде, не нудить про стоимость вещей (что, конечно, и правда ужасно), – и ее терзало чувство вины и ненависти к себе: вчера она отругала Риа за то, что та положила в ванну свой канцелярский набор Hello Kitty, решив провести импровизированный эксперимент. Мелисса напомнила дочери, что набор стоит двадцать семь фунтов. Но, в самом деле, что такое двадцать семь фунтов для восьмилетнего ребенка? Для восьмилетнего ребенка на костылях, с закованной в твердое и белое левой ногой,