Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я оглядываюсь назад, на Шона. Потупив взор, даже боюсь смотреть ему в глаза. Я подхожу к пассажирскому месту, где он молча меня ждет. Больше не в силах вытерпеть ни секунды, я набираюсь смелости, смотрю на него и вижу… того же улыбчивого парня, который заехал за мной несколько часов назад. В сердце тут же зарождается надежда. Я не понимала, что это так тяжело. Шон не дает мне трусливо спрятаться в машине, наклоняется и нежно целует в губы. Когда он отодвигается, чувствую стоящие в глазах слезы.
– Не надо, детка. Просто не надо. Обсудим, когда будешь готова, но не надо.
Я понимающе киваю, не имея ни малейшего понятия, как следовать этому приказу. Отчасти я чувствую себя чужаком в собственном теле. Эта девушка, ее поступок… я ее даже не узнаю. Я отдалась двум мужчинам сразу.
И получала удовольствие от каждой минуты.
Бремя этой правды мне никогда не стереть из памяти.
Теперь, словно очнувшись от спячки, я даже дышу свободнее и не хочу забывать.
Домой мы едем в тишине, но Шон всю дорогу не выпускает моей руки. Я по-прежнему веду бой с собой и своим решением, притом чувствуя тепло в теле. Шон включает музыку на низкой громкости, чтобы слышать, что я говорю, но продолжает молчать, давая мне необходимое время прийти в себя. Попутно он подносит мою руку к своим губам.
Кружится голова, тело мое напряжено, хотя между ног ноет от полного удовлетворения. В голове ни одной идеи, что сказать. Может, ничего и не нужно говорить. Шон сидит расслаблено, ведет машину так, словно ему не нужны заверения в том, кем я ему прихожусь, да я и сама не уверена, что понимаю статус наших отношений.
Что между нами?
Ведь именно это я должна анализировать? Но голова занята другим. Ни один из них не смотрел теперь на меня как-то иначе. Во всяком случае, не так, как я предрекала. Вопреки моим ожиданиям, изменения между нами, которые я ощутила после случившегося, далеки от чувства утоленного любопытства. Их поцелуи после не изменились. Скорее наоборот. Я чувствую с обоими парнями большую связь.
Неужели все по-настоящему?
В старших классах у меня был секс – много секса – в моногамных отношениях с парнями, которые, по моему убеждению, любили, дорожили мной, а потом показывали свое истинное лицо. Вся та боль, которую я испытала, когда они в конечном свете отказывались от будущего со мной, казалась пустой и бессмысленной, меркла в сравнении с полученными впечатлениями за сегодня и перспективами будущего.
Я наблюдаю, как Шон вводит код от ворот и медленно подъезжает к дому.
– Ты не сделала ничего плохого, – наконец заговаривает он. Шон смотрит мне прямо в глаза. Они полны той же уверенности, с которой целовал меня перед отъездом Доминик.
Парни действительно не осуждают меня, и от этого плечи немного расслабляются.
Но почему? Почему они меня не осуждают? Почему не относятся ко мне по-другому?
Я храню молчание, пока Шон паркуется и пододвигает меня к себе.
– Скажи что-нибудь.
– Я не знаю, что сказать.
– Прими это. Просто, твою мать, прими, – сурово произносит Шон. – Прими и не позволяй ни себе, никому другому вложить тебе идею, будто это была ошибка. – Он прижимает палец к моему виску. – Понадобится время, чтобы ты примирилась со случившимся, но прими его, Сесилия.
– Это было… – Я стараюсь скрыть в голосе дрожь.
– Необыкновенно, – отвечает за меня Шон. Мне удается только кивнуть. Он посмеивается над выражением моего лица. – Я ублюдок, раз говорю это, но вижу, что у тебя сейчас мозг взорвется.
Шон снова смеется, видя, как я косо смотрю на него, и затаскивает меня к себе на колени. Его карие глаза поблескивают от веселья, и он убирает волосы с моей шеи.
– Если ты гадаешь, что будет теперь, то ответ такой: мы не знаем. Ни я, ни Дом, ни ты. Мы не знаем, что случится, а что не случится. И это очень увлекательно.
– А если кто-то пострадает?
– Рискнуть мы обязаны.
– Почему мне кажется, что этим человеком буду я?
– Я не хочу… Меньше всего я хочу тебя ранить. Но если ты размышляешь над выбором, то сразу говорю тебе: не нужно. Если только сама не хочешь выбрать, но тогда надеюсь, что это буду я.
Я сердито вздыхаю, отчего его улыбка становится только ярче.
– Есть своя прелесть в хранении секретов, Сесилия. Но секрет остается секретом, если ты решаешь его оберегать. Через много лет, когда будешь за воскресным бранчем провозглашать тост в компании друзей, до того, как вы начнете брюзжать, до того, как сделаешь первый глоток шампанского, этим секретом может стать еле уловимая улыбка на твоих красивых губах. У всех есть секреты, но мало кто умеет их хранить.
Шон убирает с моего плеча волосы и ведет пальцами вдоль подбородка.
– Это такое чудесное зрелище, как ты теряешь над собой контроль, как отдаешься своему желанию. Вряд ли я когда-то видел, чтобы Дом был целиком поглощен мыслями о женщине.
– Не… не говори такого.
– Почему?
– Потому что, если он что-то чувствует… хочу, чтобы он сам об этом рассказал.
Шон, словно прекрасно меня понимая, кивает.
– Ты серьезно не против?
– Ты сидишь на моих коленях, смотришь так, словно хочешь меня. Почему, черт возьми, я должен быть против?
– Я не хочу тебя терять, – признаюсь я. Дыхание сбивается, глаза наполняются слезами.
– Сесилия, клянусь тебе, ты не потеряешь меня из-за случившегося. Выкинь эти мысли из головы. Это событие не приуменьшает моих чувств к тебе ни на йоту. Я одержим тобой как сумасшедший. – Нежный поцелуй, потом еще один. – Сегодня ты подарила мне свое доверие, и мне оно необходимо. – Шон сглатывает. – Сейчас тебе вряд ли удастся от меня отделаться.
– Ты такой… – Я провожу руками по его волосам. – Другой.
– Это ведь хорошо, правда? – Он слегка подталкивает меня к себе и проводит языком по пирсингу в губе. – Что бы ты ни хотела сейчас сделать, давай.
Я наклоняюсь и повторяю его движения языком, проводя им по металлу, и Шон шумно вздыхает, хватая меня за шею и прижимаясь ко мне лбом.
– Если когда-нибудь в будущем, ты задумаешься, что-то делать – делай это. Черт возьми, да все, что захочешь, и никогда не смей за это оправдываться.
– Безумие какое.
– Добро пожаловать в мой мир, – шепчет Шон и с поцелуем прижимает меня к себе.
Проходит несколько дней. Шон шлет мне сообщения, а Доминик молчит, но другого я и не ждала. Он практически чужой человек.
Вот только с ним у меня были интимные отношения.
Я умираю со стыда и мысленно щелкаю себя по спине хлыстом.