Я делаю глоток, и Лайла наклоняет голову.

– Так о чем ты действительно хотела меня спросить?

– Я просто очередная… – Она. Просто очередная девушка. Но не могу заставить себя произнести это вслух.

– Этого не могу сказать, но из того, что я видела, в доме в последнее время было тихо.

– Тихо?

– Дом был тихий, как и отсутствующая очередь в его спальню. – Она улыбается мне. – Это началось сразу же после вечеринки.

Верный. Она хочет сказать, что он верен. Мне? Еще до того, как у него появились планы на нас? Важно ли это вообще?

В груди щемит и подсказывает, что да, важно.

– Пытайся не зацикливаться на этом, но взгляни. – Она отводит меня к краю гаража и оглядывает собравшихся. – Сколько женщин ты видишь?

Я оглядываю толпу и молча подсчитываю. Четыре-пять плюс мы с Лайлой, а всего тут человек двадцать.

– Есть причина, почему ты здесь. – Ее голос становится серьезным, и я смотрю ей в лицо, хотя с нашего места могу увидеть немногое. – Для братаний – свое место и время, – и оно не во время ночных сборищ.

– Ночных сборищ?

– Увидишь. Но будь начеку и не зевай, хоть это будет непросто. Особенно с такими-то отвлекающими факторами.

Я киваю, и она смеется.

– Улыбайся, девочка! Это вечеринка, а ты привлекла внимание двух самых красивых братьев. Пойдем.

Мы переходим посыпанную гравием дорожку, когда в самом ее начале раздается грохот и нас окутывает светом фар. Из гладкой черной машины разносятся басы. Я перевожу взгляд на водителя. Взгляд Доминика парализует меня, отчего я в буквальном смысле застываю как олень в свете фар. Парень приветствует меня, дернув губами и проводя по мне взглядом.

– Проклятье, опять вернулись к началу, – с грустью вздыхает Лайла. – Я тебе завидую.

Доминик продолжает сидеть в машине, и с очередным ревом мотора все разбредаются. Через пару минут с каждой стороны заводятся машины.

– Езжай с ним, – подойдя ко мне, говорит Шон. Я, нахмурившись, смотрю на него.

– С ним?

Он целует меня в висок.

– Увидимся на месте. И не смей смазать эту чертову помаду. Она для меня.

Я киваю, и Шон не спеша обходит «Камаро» Доминика. Он наклоняется и открывает тяжелую дверь. Как только она закрывается, я поворачиваюсь к Дому.

– При… – Мое приветствие резко перебивают, поскольку мы срываемся с места, и из машины разносится мой смех. На губах Доминика отчетливо вижу намек на улыбку. Машины выезжают вслед за нами, и Доминик использует всю мощь лошадиных сил. Упираясь одной рукой в приборную панель, а другой – в дверь, я пронзительно кричу, когда мы несемся по дороге.

Мой вопль будто только раззадоривает его. Дом мчит прямо пару километров, после чего резко сбрасывает скорость, поворачивает, прорисовывая каждый изгиб на дороге.

Я выключаю радио, и он смотрит на меня.

– Мы хоть раз с тобой нормально поговорим?

Он ухмыляется.

– Недавно разговаривали.

– Я не про это.

– Хочешь начать с обсуждения политики или религии? – Он мрачно хмыкает на мою гримасу, а потом резко срывается с места, и я прилипаю к сиденью. – Яичница – с жидким желтком, кофе – черный, пиво – холодное, машины… – Дом жмет на газ.

– Быстрые, – со смехом отвечаю я.

– Женщина. – Он поворачивается и окидывает меня взором цвета зеркала.

Женщина. Не женщины. Меня так радует этот комментарий, что я тянусь взять его за руку, но он успевает убрать ее.

– Оставим это на случай, когда смогу что-то сделать.

– А ты считаешь рукопожатие проявлением привязанности?

– А разве нет? – Он делает поворот, и я воплю. Точно такое же чувство я испытывала на плоту. Словно он вечность ждал, чтобы коснуться меня.

Он во многом отличается от Шона.

Это не недостаток, а то, чего ждешь с предвкушением.

– Что делает тебя счастливым?

Дом делает еще поворот, мышцы его предплечья напрягаются.

– Все перечисленное.

– Тебя делает счастливым яичница-болтунья и кофе?

– А если завтра утром ты проснешься, а кофе исчезло?

Я чувствую, как сходятся на переносице брови.

– Это станет… трагедией.

– Когда в следующий раз будешь пить кофе, притворись, что пьешь в последний раз.

Я закатываю глаза.

– Отлично, теперь вас двое. Очередная жизненная философия? Ладно, Платон.

– За час игры можно узнать о человеке больше, чем за год разговоров.

Я изумленно смотрю на него, потому что почти уверена, что он только что процитировал Платона.

– Меня воспитали так, что я ценю эту хероту. – Он многозначительно смотрит на меня, и в эту секунду я наконец его понимаю. Я видела дом, в котором он рос, и его бедность и запущенность резала глаз. Доминик позволил мне заглянуть туда. Мое сердце растаяло от высказанных и невысказанных им признаний. Он делает еще один резкий поворот и выключает фары, въезжая на парковку. Мы сидим, окутанные лунным светом.

Я наклоняюсь, чтобы посмотреть в лобовое стекло, и вижу парящий над нами полумесяц.

– Иди сюда, – раздается шепотом приказ возле моей шеи. Дом хватает меня и усаживает себе на колени, отвлекая от любования луной. Я улыбаюсь ему, а он отодвигает сиденье, чтобы нам хватило места, и мы с удобством разместились между креслом и рулем. Одного его взгляда хватает, чтобы я забылась. Я наклоняюсь, чтобы завладеть его губами, но Доминик резко отворачивается, увиливая от моего поцелуя.

– Ему нравится красный.

Дом водит пальцами по моим волосам до самых кончиков и повторяет это движение заново. Его прикосновения приводят меня в восторг.

А вот его заявление коробит. Всего несколько секунд наедине с Домиником – и я забываю просьбу Шона не размазывать помаду. Я пытаюсь прогнать чувство вины, когда Доминик вдруг смещает руку, медленно проникая под мою футболку, а потом легонько поглаживает над поясом джинсов. Его прикосновение вызывает у меня легкую боль, разжигает в венах огонь. Он расслаблено смотрит на меня, наблюдает. Притяжение не вызывает сомнений, но Доминик не дает мне коснуться его, либо сжимая мою плоть пальцами, либо резко дергая головой. Потом он возобновляет свою пытку, лаская меня везде, кроме места, где я хочу ощутить его касания.

– Давно вы знакомы? – хрипло молвлю я, пока его руки блуждают по моей спине. Доминик кладет на лопатки ладони, согревая мою кожу своим теплом.

– Почти всю жизнь.

– Так близко? – произношу я, слегка раскачиваясь на его члене и чувствуя, как подо мной выпуклость становится больше. Какое дивное трение. Я продолжаю двигать бедрами, прося о большем. В глазах Доминика появляется огонек, но он ничего не делает в ответ.