Несколько дней в моей голове роилась куча мыслей: «какого черта я натворила?» и «Ваша честь, пожалуйста, можно пару секунд?». В основном я пряталась в доме и отклоняла приглашения Шона. Читала, плавала, болтала по телефону с Кристи, которую не посвящала в подробности того дня. Это мой секрет воскресного бранча. Если я так захочу.

Чем больше я задаюсь вопросом, рассказать ли ей о случившемся, тем чаще пытаюсь найти слова, которыми могла бы это объяснить, объяснить, что чувствовала… будто это и должно было случиться. Что дала себе волю, и это стало почти самым прекрасным опытом в жизни, которого в прошлом я никогда не испытывала. Чем больше я думаю об этом, тем сильнее понимаю, что подруга меня не поймет.

«При закрытых дверях», «в тишине собственного дома» – вот причина, почему люди хранят в секрете свои сексуальные похождения. А у меня до сих пор не было опыта, который можно было бы скрыть, хотя наше действо происходило под открытым небом. Вытащив себя из кровати, я смотрю в окно на темный лес за домом и мигающий свет сотовых вышек и задумываюсь, где сейчас мужчины, на которых я помешалась. Думали ли они обо мне?

Поздравляли ли друг друга с победой при следующей встрече?

Поежившись от этой мысли, я закрываю балконные двери и прижимаюсь к ним лбом.

– Рождество наступило пораньше, Сесилия. Угадай, что? Ты проститутка. – С каждым словом я бьюсь головой о дверь. – Проститутка. – Удар. – Проститутка. – Удар.

С пылающим от стыда лицом я мысленно снова бью себя плетью. Спина уже должна стать истерзанным, кровоточащим куском мяса от того количества воображаемых порок, которые я себе устроила. Тем не менее, единственное, что краснеет – мое лицо, когда я снова оживляю в памяти каждую проведенную на плоту секунду. В последние ночи мои сны о Шоне и Доминике яркие и очень греховные по своей природе. Они вторгаются в мои мысли и в минуты бодрствования, и в минуты сновидений. После того дня на озере я больше ни о чем не думала.

Текст сообщений Шона неуловим, как и всегда, но он часто их присылает. На этой неделе он помогал родителям в ресторане, а я, из-за осуждения себя за бесстыдство, снова упустила возможность с ними познакомиться.

Да и что мне им сказать?

«Здравствуйте, я Сесилия. Так рада наконец-то с вами познакомиться, мистер и миссис Робертс. О, и кстати, я та шлюха, которая занималась диким животным сексом с вашим сыном посреди леса. А потом мы добавили к нашим утехам его лучшего друга, и это было весьма упоительным опытом. А ваша запеченная зеленая фасоль – просто объедение!».

Каждым своим сообщением Шон дает мне понять, что он никуда не уйдет. Он не хочет, чтобы эта мысль затмевала мне разум.

И за это я его люблю.

Но какой любовью?

Размышлять, что нас ждет в долгосрочной перспективе, просто-напросто глупо. Но Шон яро намекал и не раз, что не станет возражать, если я захочу остаться с ним.

Может, это и было-то всего один раз.

Идея принадлежать одному Шону меня очень прельщает. Его одного вполне достаточно. Но разве это событие не вынудило меня алчно желать продолжения? Я надкусила запретный плод, и от осознания этого наступает неумолимое желание снова запустить в него зубы.

Шон знал, что так, возможно, будет, и всячески на это намекал.

Неужели я действительно хочу отказаться от притягательных искр с Домиником, если меня никто к этому не принуждает?

И я никогда не возбуждалась так сильно, как с ними, видя их реакцию.

Но сколько еще порок я выдержу? Прошло всего несколько дней, а я уже чуть не сожгла себя на костре.

Я не такая.

Не такая.

Отныне я именно такая.

Одна неуемная мысль гложет меня: если они делают это регулярно, могу ли я осуждать женщин, что были до меня?

Черта с два, и меня это бесит. Но я хочу. Очень. Меня сжигает ревность, когда я понимаю, что была не первой. И все же оттого чувствую себя не такой одинокой, потому что у нас на троих один секрет.

Ну а для них?

Со мной по-другому?

Да будь они прокляты.

Они должны понимать, что это за головоломка. Вряд ли Доминика это волнует, но Шон знает и ждет моего вердикта.

Это еще один выбор.

Чувствуя себя не в своей тарелке, я включаю душ и пытаюсь водой смыть тревожные мысли.

Моральные устои, которые нам прививали с самого детства, нужны, чтобы идти по жизни уверенно, а без них мы ведем лишь бесцельное существование. Но Шон не следует нормам, которых придерживается общество. Он независимый мыслитель, который руководствуется исключительно интуицией, проживает решение за решением.

Он беззастенчиво живет в сумраке. Как и Доминик. Но что это сулит в будущем?

А как же родственные души? Любовь всей твоей жизни? Один-единственный? Эти определения существуют неспроста. Один.

Один мужчина, одна женщина или один партнер для любого человека.

Не два. Есть «Единственный», а не «Пара Единственных».

Но для некоторых, для некоторых…

Добро пожаловать в мой мир.

Еще существуют отговорки вроде: «опыт в колледже», «в тот год я был неразборчив в связях», «до того, как встретил» – все эти фразы я слышала и читала о них.

Хотя мой опыт ограничен рассказом о таких историях, кроме той, что я только что познала, я знаю, что они существуют. Мне известно, что колледж всегда располагает к распущенности, к отказу от комплексов на установленное время, к интересу к однополым отношениям. Разве это не то же самое, что я только что познала? Разве мне не отвели время изучить свое сексуальное мастерство и отточить его, если я того желаю?

Родственные души и настоящая любовь не входили в список моих приоритетов после того, как Джаред мне изменил.

Однажды. Когда-нибудь в будущем. Но обязательно ли сейчас?

Нет.

Нет. Шон так мне дорог, что отказаться от него полностью теперь невозможно.

И хотя меня удивило появление чувств к Доминику, как и наша связь, он и не должен становиться для меня тем самым мужчиной.

Он, без сомнений, им и не является. Доминик не из тех мужчин, что могут предложить постоянные отношения.

Любовь к Шону была неизбежна. Я обожаю, что он так заботится обо мне, что вызывает такие чувства. В его присутствии так спокойно, что я могу быть самой собой.

Прими это.

Я сведу себя с ума, если не приму.

Я даже не могу заставить себя жалеть о случившемся.

Выйдя из-под обжигающей струи воды, я изучаю свое отражение в зеркале и не отворачиваюсь от того, что вижу. Кожа порозовела от воды. Я безбоязненно веду глазами по своему телу в поисках изъянов, ищу причину не смотреть.