Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не интернирован, – с достоинством ответил Алекс. Ему было как-то даже почетно вести сейчас эти переговоры с лексикой времен Великой войны. – Мой загранпаспорт не аннулирован, не изъят, вот он, при мне, я не оставляю его в комнате, даже когда выхожу отлить.
– …И неудивительно.
– Так что я могу выехать в любой момент. Просто есть бюрократические преграды, которые заставляют меня пока задержаться в Москве.
Они еще раз посмотрели в угол.
– Я понимаю. Но вы же отдаете себе отчет, что это небезопасно?
– Конечно. Я уже простыл, – улыбнулся Алекс.
И они продолжили молча отхлебывать чай.
Алекс собирался и дальше изображать из себя кого-то вроде Железной Маски и гордо молчать, но любопытство перевесило.
– Почему вы захотели мне помочь?
– Потому что ваш отец был великий человек.
– Это вы мне говорите?
– И отсюда, из этой комнаты, начнется его возрождение.
– My God. Надеюсь, это не зомби-апокалипсис.
Гость тяжело вздохнул, поставил кружку на тумбочку. Алекс накануне выволок ее на середину комнаты, чтобы хоть как-то изобразить в этом казарменном унынии стол и вообще что-то этикетное. А то и протокольное. Он понимал, что это не посиделки частных лиц.
– Я не настаиваю. Я просто вас предупредил, что вам лучше не задерживаться в Москве и, если что, в крайнем случае мы готовы помочь вам выехать. Но я вижу, что такой проблемы нет. Поэтому, наверное, будем прощаться.
– Стойте. Подождите! Почему – великий человек? Мне просто любопытно.
Гость сел обратно.
– Он начинал в Ленинградской епархии, с епископом Никодимом.
– Господи, что?! – Алекс даже рассмеялся. – Начинал – где?
– Я вижу, вы не в курсе, кто это?
– Я вижу, что ничего не знаю про отца, и всю неделю что-то узнаю́. Если, конечно, мне не врут все вокруг… Ладно – КГБ, но епархия – это что-то новенькое.
– Это был прогрессивный человек, который в советских условиях, в каких-то невообразимо не подходящих для этого условиях, чуть было не объединил католическую и православную церкви.
– Мой отец?!
– Да нет же. Никодим. Митрополит Ленинградский, глава отдела внешних связей РПЦ, в общем, церковный министр иностранных дел, если так, по-светски говорить… В шестидесятые он практически сам, по своей инициативе, наводил мосты с Ватиканом. Да, конечно, ему помогали в этом и Хрущев, и Брежнев: они хотели сблизиться с Ватиканом, и там в то время был так называемый Красный Папа…
– Мой-то папа тут при чем?
– И, знаете, когда дело уже близилось к беспрецедентному сближению христианских церквей, Никодим умер очень странной смертью. Очень странной. Он приехал на интронизацию нового папы – Иоанна Павла Первого, выпил в его присутствии чашку чая и тут же, на его руках, умер.
Алекс машинально посмотрел в свой чай, хотя он же сам его и принес.
– …А поскольку всего через пару недель точно так же умер и сам новый папа римский, то возникла версия, что и та чашка предназначалась папе, или же кто-то очень хотел сорвать этот процесс, который бы, конечно, имел колоссальное значение для возвращения России в европейское русло…
– Вот ей-богу, сколько ваших выступлений и расследований смотрел, а никогда не подозревал, что вы богослов или, как бы это назвать… – Алекс ухмыльнулся.
– Вы смотрели «Молодой Папа»? Очень странный сериал, без начала, без конца… Культовый в свое время.
– Ну почему «в свое время»? Недавно. Да, смотрел.
– Он во многом основан на образе Иоанна Павла Первого, которого называли «улыбающийся Папа», «загадочный Папа»: никто не знал, что он хочет сделать с церковью, и никто, в общем, так и не узнал…
– Погодите, я что-то теряю нить, – Алекс поставил чашку. – Мой папа, римский папа, Никодим, сериал…
– Я многому учился по «Молодому Папе».
– В каком смысле?!
– Сначала это мне посоветовали консультанты, по большей части в сфере имиджа, а потом я сам понял, что есть некоторая близость, такая, уже больше в плане смыслов…
– Погодите. Я что-то начинаю понимать. Вы подшутить надо мной пришли, да? Ну да. Конечно.
– А какая ваша версия – почему я захотел с вами встретиться? – Гость развалился на стуле и действительно смахивал сейчас на киногероя – возможно, самоуверенностью.
– Ну не знаю.
Алекс не собирался всерьез отвечать на этот вопрос, но, кажется, гость ждал ответа.
Ну что же.
Перед ним не хотелось ударить в грязь лицом.
– Потому что я единственный из «кремлевских детей» не поддерживал отца?
– Интересно. Продолжайте.
– Потому что я единственный из них из всех не мажор и не гоняю на «ламборгини» по Лондону? Или Москве?
– У вас, похоже, все хорошо с самомнением, это забавно.
– Потому что я сидел на коленях у [Mr. P.]а? Я просто накидываю всякий бред. Беру пример с вас… Да, это правда, есть такая фотография, я как раз недавно вспомнил, уже в Москве… Мне напомнили. Может быть, она попала к вам в руки, и вы захотели прийти?
– Зачем? Чтобы вы посидели и на моих коленях?
– Хм. Интересная трактовка. Ну, хотите – посижу.
– Забавно. Ну давайте.
Все еще не очень понимая, что происходит и что происходит в реальности, Алекс поднялся и подошел к гостю вплотную. Гость смотрел на него в упор, ухмыляясь, и это было похоже на игру, кто первый сачканет – и легкая пелена бреда сразу бы слетела. Однако ничего не слетало, и Алекс боковым зрением заметил, что гость подобрал колени – подтянул ноги, – короче, сделал так, чтобы на них действительно можно было сесть.
Ну а что.
Алекс взял и уселся.
Не уселся, конечно, а неловко, тупо присел на одно колено, побалансировав, замер, и они оба замерли, ожидая, что дальше.
Поскольку Алекс пятерней оперся о бедро, больше было не обо что, то мысль его поехала – от фактуры ткани – к тому, а точно ли хороший портной, короче, обратно; Алекс встал.
– Забавно, – повторил гость.
Отвечать тут уже было нечего, поэтому Алекс просто стоял.
– У вас, у англичан, это значит, что гостю пора уходить.
Алекс не сразу даже понял, к чему это, но и когда понял, не сделал попытки вернуться на свой стул.
Так что гость тоже поднялся и протянул на прощание руку.
– Вы только постарайтесь незаметно пройти мимо парня на ресепшене. Он, по-моему, вас видел, и у него такое выражение лица… Он, похоже, из ваших фанатов.