– А я потом.

Я качаю головой.

– А десять долларов найдется?

Я киваю, и мы какое-то время молчим.

Григгс возвращается и садится рядом. Я сжимаю его руку под столом.

– Мама Сэма работала вместе с моей, – говорю я Джоне, как будто завожу непринужденный разговор. – А я присматривала за ним.

Григгс кивает.

– По-моему, он не сечет, что ты имеешь в виду, говоря «работа», – говорит Сэм. – Ты понял, дебил?

– Можем выйти на улицу, и ты мне объяснишь, – негромко отвечает Джона.

Не сейчас, Григгс, хочется сказать мне. Я уже вижу, что ему будет очень тяжело держать язык за зубами.

Сэм переключается на еду и проглатывает все за минуту. Я понемногу откусываю от своей.

– Мне нужно найти ее, Сэм, – снова начинаю я, когда он справляется с едой. – Это очень важно. Может, твоя мама в курсе.

– Ева? Она же ненормальная. У нее, типа, мозги зажарились, понимаешь, о чем я? Если звоню ей, она сразу: «Сэм, не одолжишь двадцатку?» – Он произносит это, изображая плаксивый тон. – «Не купишь пивка? Принесешь сижки?» – Его взгляд становится тяжелым, как будто ему только что пришла в голову какая-то мысль. – И деньги никогда не возвращает. Только место занимает и все рожает этих гребаных детей.

Теперь я вспоминаю Еву. Она жила ради своего парня, а Сэм для нее был месте этак на двенадцатом в списке приоритетов. Это был жалкий ребенок, такой крохотный и несамостоятельный. У него постоянно текли сопли, и ему все время доставалось от дворовых ребят постарше. Важной чертой моей матери было то, что она никогда не привязывалась к мужчинам, так что мне не приходилось страдать от последствий ее связей с ними. Порой, когда мы шли по улице, я замечала, что она смотрит вдаль, будто ищет кого-то. Теперь я думаю, что он надеялась увидеть Вебба, и именно поэтому так долго не уезжала отсюда.

– Ты помнишь, когда мы виделись в последний раз?

Я не отвечаю, и он продолжает.

– Ева оставила нас дома с Лессом, этим ее мерзким хахалем.

Я вздрагиваю и чувствую, что Григгс смотрит на меня.

– Копы его, кстати, загребли пару месяцев назад по делу о педофильской порнухе. Помнишь, как твоя мама прибежала со смены и накинулась на него? Лупила Лесса всем, что под руку попадалось, и вопила: «Какого хрена ты с ними сделал?!»

Я качаю головой. Но теперь вспоминаю, что именно эта история так потрясла Раффи, когда я рассказала о ней.

– А мы просто стояли в трусах и плакали, потому что не понимали, чего она так взбесилась. Потом она схватила тебя и выволокла из комнаты, а Ева кричала на нее, что она чокнутая сука, и все соседи переполошились.

– Чья мать была более чокнутой, твоя или моя?

Я слышу, как меняется дыхание Григгса, который сидит рядом.

– И с тех пор я тебя не видел. Через два дня она вернулась без тебя, едва держась на ногах. Ева спросила, где ребенок, а твоя мать сказала: «Она в раю» – и начала хохотать без умолку. Я, блин, неделю потом плакал.

Я смотрю на него, разинув рот.

– С чего моей матери такое говорить?

Сэм не отвечает на вопросы и не ждет ответов. Он просто говорит, и я не могу даже мысленно отгородиться от него, потому что на это нужно слишком много сил.

– У тебя был костюм Человека-паука, – продолжает он.

– Спасала район от злодеев, – слабо отзываюсь я, вспоминая свои же слова.

Он поднимается.

– Мне пора идти, – говорит он. – Ты сказала, у тебя есть деньги.

Я умоляюще смотрю на Григгса, но у того такое лицо, как будто ему только что дали обухом по голове. Я поворачиваюсь к Сэму и замечаю что-то в его взгляде. Он как будто меня ненавидит.

– Ты злишься на меня, – говорю я ему вслед, когда он направляется к выходу.

– Отпусти его, – тихо просит Григгс.

Но я не могу. Выскакиваю из-за стола и бегу за ним.

– Я не просила ее отвезти меня в придорожный магазин за шестьсот километров отсюда и бросить там, Сэм. По крайней мере твоя мать с тобой так не поступала, – гневно бросаю я.

Григгс пытается меня оттащить.

– Моя на две недели укатила в Канберру, – отвечает Сэм, холодно глядя на меня. – Но не за тем, чтобы оставить меня там. Меня она оставила с Лессом.

Я не свожу с него взгляда. Григгс стоит рядом и трет глаза. Он явно предпочел бы просто исчезнуть. Через несколько минут я беру у Джоны часть денег, которые дал нам Сантанджело, и сую в руку Сэму. Наши пальцы на мгновение соприкасаются.

– Ты даже меня не узнала, – говорит он. – А я тебя сразу узнал.

Я снова вижу маленького обиженного мальчика и позволяю себе вспомнить то, что долгие годы загоняла на задворки сознания.

– Что ты хочешь, чтобы я вспомнила, Сэм? Что я научила тебя читать? И как мы читали первую часть «Гарри Поттера», и, когда я дочитала, ты сказал… ты сказал… – Я говорю с трудом, потому что меня душат слезы.

– Я сказал: «Жаль, что я не волшебник», – шепчет он.

Мы внимательно смотрим друг на друга несколько секунд. Сэм убирает деньги в карман.

– Знаешь, где находится Оксфорд-стрит? – спрашивает он.

Я поворачиваюсь к Григгсу, и тот кивает.

– Приходите туда сегодня вечером примерно в половине одиннадцатого. К светофору возле отеля «Корт-Хаус».

Я снова киваю.

– Я узнаю у Евы, что смогу.

Мы с Григгсом молча идем по проезду, где разбросан мусор и стоят переполненные баки. Внезапно он пинает один из баков с такой силой, что тот падает. Я останавливаюсь и смотрю на Григгса. Он стоит ко мне спиной. Я подхожу и прижимаюсь к нему со спины, обнимая его.

Мне слышен быстрый стук его сердца. Его дрожащие руки сжимают мои.

– Полегчало? – спрашиваю я через какое-то время.

Он ничего не говорит, но поворачивается и обнимает меня.

– Джона, несмотря на все, что случилось, я провела последние шесть лет в…

Я задумываюсь на мгновение, и у меня появляется крохотная надежда.

– Что? – спрашивает он.

– Я хотела сказать, что провела последние шесть лет в раю. Понимаешь? Я словно оказалась на небесах. Вот что она имела в виду.

– Вот только этот пацан решил, что ты умерла.

– Она отвезла меня туда и позвонила Ханне, потому что, если уж Тейт что-то и любила, так это Джеллико, и она знала, что там я буду в безопасности.

– А потом, как сказал этот мальчишка, она вернулась, едва держась на ногах. Потому что ты исчезла из ее жизни, – заканчивает он.

Я смотрю на него в изумлении.