— Ты?! — раздался совсем другой, злой и раздражённый голос: — Как же ты мне надоел!

— Я?! — я посмотрел на треножник и понимающе хмыкнул — там, вместо золотой сферы красовался мутный, зелёный, с желтоватыми, находящимися в непрерывном медленном течении, потёками, мятый шар.

— Древний? Ба! Дружище! Сколько лет, сколько зим! Давно не виделись! — странно, но он не имел надо мной никакой власти: — Как сам, старина, как друган твой, Оппонент? Рассказывай.

— Как же я хочу тебя уничтожить! — меня обдало волной ненависти, эмоция была настолько сильной, что я даже ощутил кислый привкус во рту, как в детстве, когда лизал батарейку.

— Так в чём дело? Валяй! — я подошёл по ближе и потыкал его поверхность пальцем. Шар был твёрд. А, если ножиком? Я достал нож и примерился.

— Ты чего это? — сварливо осведомился Древний.

— Да вот, хочу на память вырезать — «Здесь был Поп». Прикинь — будут тебе молиться, а тут такое… Глядишь и меня в Боги запишут.

— Уничтожу! Распылю!

— Валяй. — безразлично ответил я и примерился, чтобы процарапать первую полоску будущей надписи.

Резкий двойной удар, одновременно в грудь и под колени, заставил меня рухнуть навзничь.

— Сдурел? — я перевернулся на живот и встал, сначала на колени, а потом и на ноги.

— Чего творишь? — нагнувшись я поднял нож и, покрутив его в руке, сунул в ножны на поясе:

— Ладно, памятная надпись пока откладывается.

— Как же я хочу раздавить тебя, червь! Сделать из тебя кровавую лепёшку и…

— Ну, так в чём дело? — я, покряхтывая от боли в отбитой при падении спины, уселся у подножия треножника и, застонав от удовольствия, вытянул ноги: — Так это, дави, я, типа готов.

— Не могу, — признался Древний, издав звук, похожий на скрежет зубов.

— Что так? Ты же — всемогущ? Или батарейки того? Сели?

— Помнишь браслет?

— Да, ты забрал его.

— Не весь. Часть молекул плоти моей слишком углубились в твою плоть.

— И что с того? Их же немного. Валяй, круши. — я поёрзал, устраиваясь по удобнее и замер — я вспомнил слова Матери паучихи с Рая. Так вот что она имела в виду, когда говорила о Его следе во мне.

— Я не могу!

— Почему?

— Мои создатели сделали меня наблюдателем, сборщиком и хранителем знаний и для этого они обрекли меня на бессмертие. Я должен был наблюдать и копить.

— Но ты же вмешивался? Развязывал войны, от твоих рук, конечностей, погибли мириады разумных!

— Часть запретов я смог обойти. Я превзошел своих создателей! — в его голосе послышались самодовольные нотки.

— Я пытался убить себя… — на краткий миг он замолк, и я уже приготовился к видению, помня, как он показывал мне множество вселенных в прошлый раз. Но, на этот раз, картинок не последовало.

— Я создал Оппонентов, надеясь, что они разовьются и победят меня. Впустую! Они оказались слабы!

— То есть меня ты убить не можешь? — это была хорошая новость и я несколько приободрился.

— Я — нет. Но из любого правила есть исключения. Я действительно не могу убить тебя, но я могу сделать твою жизнь невыносимой. Я буду убивать тех, кто рядом с тобой, вот этих, на пример. И других, которые займут их место. Я натравлю на тебя всю галактику! Ты станешь врагом номер один для всех разумных в галактике. И, в конце концов, тебя убьют! Как тебе такая перспектива?

— Бодрит. Буду постоянно в тонусе. И, знаешь, чем я займусь?

— Чем же?

— Полечу искать Оппонентов. Ты же их много наделал.

— Тебе не найти их! Они рассеяны по всей Галактике!

— А если найду? Против одного ты силён, а против трёх? Пяти? Десятка? Ты их клепал сколько тысячелетий?

— Тебе не найти их, — повторил он, но уже без былой уверенности в голосе.

— А я попробую, Дре. Вдруг Судьба мне улыбнётся?

— Не смей называть меня так!

— Как? Дре? А что, вполне мило.

— Червь ничтожный! Плесень! Да как ты, простейшее смеешь…

— Смею, — я равнодушно пожал плечами: — Смею, Дре, смею. Я сейчас отдохну и что ни будь ещё придумаю. Позаковыристее.

Он замолк, задумался и я. Ситуация патовая. Друг другу мы навредить, по-крупному, не можем. Я — точно. А вот он — вполне может.

— Скажи, а чем я тебе так мешаю? — решил я прощупать ситуацию, с другой стороны.

— Мешаешь. Арахнидов спасать кто тебя просил? Им давно пора вымереть. А ты?!

— А кто меня на каторгу засунул? — наобум спросил я.

— Нефиг было по храмам древним шляться и хлам оттуда таскать.

— Ты про Оппонента? Так ты же сам только что говорил — мол смерти ищешь? Или что? Жить привык?

— Привык, — не стал спорить он: — Мы славно с ним подрались, и я снова ощутил желание жить.

— Обращайся, приволоку ещё с десяток.

— Нет! — как-то через чур поспешно произнёс Древний, и я понял, что ему действительно хочется жить.

— Что делать будем? — сидеть было не удобно, ножка треноги больно впивалась в спину и я встал, потягиваясь и разминаясь.

— Есть вариант, — дружески заговорщицким тоном произнёс древний разум: — Моей энергии хватит чтобы отправить тебя в другую реальность. Другую вселенную.

Я вспомнил солёные брызги, скрип деревянных частей античного корабля и грохот выстрелов гладкоствольных, заряжаемых с дула пушек.

— Нет. Не в прошлое. Но, если ты хочешь — могу и туда, в ту реальность. Или — хочешь подберу для тебя мир, где ты будешь властителем. Царём, а? Пиры, охоты. Роскошный гарем? Соглашайся — будешь жить как в сказке!

— Не интересно. Ну буду царём и что? Сегодня царь, завтра — царь. Пиры и прочие надоедят быстро, да и перспектива умереть от отравленного вина, поданного лучшим другом или от кинжала отвергнутой фаворитки, как-то не радует.

— Могу хочу предложить тебе другую вселенную. Близкую к этой. Молодую, люди там освоили меньше десятка систем. Там бушуют войны с чужими, там нет Империи или Федерации. Человечество там пока едино. Что скажешь?

— А они? — я показал на застывшие фигуры моего нового экипажа: — А корабль?

— Корабль я тебе обеспечу. Стратегический тяжёлый бомбардировщик. Денег подкину. Освоишься. Там тоже люди живут.

— А мой экипаж? — повторил свой вопрос я.

— Тебе-то что до них. Вы только-только встретились. Вы друг другу — никто.

Он замолчал, а я медленно обошёл застывшие фигуры людей, вглядываясь в их лица. В лица моего нового экипажа. Да, мы только встретились. Да, согласен — мы друг друга ещё не узнали, не притёрлись, но эти люди — доверились мне, и я отвечал за них.