– Я ей скажу, – пообещала она, поднося снимок к стеклу. – Только вряд ли она меня услышит.

Бо слегка наклонил голову, разглядывая снимок. Наконец он выругался.

– Не надо было мне связываться с этой сукой… – Он снова сплюнул на пол. – Пропала моя машина! А я, между прочим, купил ее совершенно законно.

Мэнди встала и, сложив документы обратно в кейс, направилась к двери.

– Думаю, мы с вами еще увидимся, – бросила она на ходу.

Бо вскочил.

– Но я правда не знаю, что она сделала со старухиными драгоценностями! – заорал он, барабаня кулаками по стеклу. – И скажите чертову сопляку, чтобы вернул мне мою бейсбольную карточку! Не давайте этому паршивцу вас дурачить, он ворюга еще тот! Почище нас, вместе взятых!

Несколько минут спустя мы вышли на улицу – на солнечный свет и чистый воздух, и я вдохнул поглубже. Сам того не замечая, во время разговора с Бо я старался дышать через раз, словно боялся подцепить от него какую-нибудь заразу. Когда пять минут спустя мы покинули территорию тюрьмы и выехали на шоссе, я сказал Мэнди:

– Придется мне впредь быть с тобой поосторожнее.

Она посмотрела в зеркальце заднего вида и слизнула с верхних передних зубов следы помады.

– Что-что?

– Ты страшна в гневе.

Улыбнувшись, Мэнди передвинула повыше ручку регулировки кондиционера.

– Мне, конечно, лестно это слышать, но на самом деле Бо всего мира примерно одинаковы. Нужно только задать им правильный вопрос, вывести из равновесия, припугнуть – и они заговорят. Мэйнард ничем не лучше остальных. Как и все, он живет по принципу: если уж мне суждено утонуть, я непременно прихвачу кого-нибудь с собой.

– Думаешь, он сказал правду?

– Думаю, в главном он не солгал, но мы все тщательно проверим. Как ты думаешь, твой редактор разрешит тебе провести журналистское расследование в Атланте?

– Дело не в том, разрешит он или не разрешит, а в том, будут ли там в это время играть «Краснокожие». И если будут, смогу ли я включить стоимость билетов в отчет об издержках.

Она рассмеялась, потом подняла вверх палец и очень серьезно произнесла:

– Еще одно, Чейз…

– Что?

– Мальчик должен будет поехать с нами.

Я улыбнулся.

– На свете найдется немного вещей вкуснее десятидолларового хот-дога на стадионе «Тернер-филд»[42]. Каждый мальчишка должен попробовать его хотя бы раз в жизни.

– Неужели ты не в состоянии думать ни о чем, кроме бейсбола?

– Нет, если «Краснокожие» участвуют в борьбе за первенство лиги.

Включив круиз-контроль, Мэнди задумчиво постучала пальцами по рулю.

– Чтобы вывезти мальчика за границы округа, мне придется получить судебное разрешение, но, думаю, судья на это пойдет.

– И кто у нас судья?

– Мисс Такстон.

Я покачал головой.

– Тогда лучше не упоминай, что я тоже поеду.

Мэнди рассмеялась.

– Твое дело я видела, так что можешь ничего не объяснять. – Она взглянула на меня с внезапным подозрением. – Кстати, давно хотела спросить – с какого перепуга ты проводишь столько времени в центре города, в заброшенных и старых зданиях?

– Может быть, я просто изучаю архитектуру.

– А зачем?

– Это действительно вопрос.

– Не хочешь раскрывать карты?

– Без необходимости – нет.

– Слушай, может быть, я и выросла в другом городе, но я живу в Брансуике достаточно давно, и у меня есть уши. Нужно быть глухим, слепым и вдобавок круглым идиотом, чтобы не узнать этой истории во всех подробностях.

– Согласен. История, о которой ты говоришь, является частью истории этого городка.

– Только не рассказывай, будто веришь слухам.

– Верю. – Я кивнул, а Мэнди нахмурилась.

– Да брось! Нет, в самом деле?.. После стольких лет, после современного масштабного строительства… Неужели ты рассчитываешь, что оно уцелело? При условии, конечно, что оно вообще существовало…

– Оно существует, и я рассчитываю его найти.

– Даже несмотря на то что уровень грунтовых вод находится в считаных футах у нас под ногами?

– Даже несмотря на это.

Она снова покачала головой:

– Ну и ну!.. В таком случае ты – единственный, кто еще не бросил это безнадежное занятие.

Я улыбнулся.

– Мне не впервой сражаться в одиночестве.

– Знаешь, если бы я вела твое дело, я бы нанесла на карту все твои маршруты, все места, в которых ты бываешь, чтобы «изучать архитектуру»… Одного этого за глаза хватит, чтобы заподозрить: на самом деле ты просто собрался ограбить «Сута-банк».

– Думаю, мой дядя Джек пришел к таким же выводам. Именно поэтому он скупил всю недвижимость вокруг банка как минимум на три квартала. И именно поэтому он добился для меня судебного запрета приближаться к его банку ближе, чем на пятьдесят футов.

Мэнди озадаченно нахмурилась.

– Что-то я не вижу в этом никакого особенного смысла.

– Его там нет… на первый взгляд. Но если ты закопал в некоем известном тебе месте нечто ценное и теперь стремишься создать вокруг своего клада защитный барьер, чтобы исключить разного рода непредвиденные случаи, тогда… тогда вся картина выглядит несколько по-иному. Согласна?

– Похоже на бред параноика. Может, ты веришь и в теорию мирового заговора?

– Я верю в истину, но именно в нее людям бывает труднее всего поверить.

Она кивнула.

– Неплохой аргумент. Если дела действительно обстоят так, как ты говоришь, в таком случае тебе предстоит немало потрудиться. Но… ведь с тех пор прошло столько лет! Если бы у Джека Макфарленда действительно было рыльце в пушку, за это время он бы наверняка прокололся! Какой прок от облигаций, если не можешь обратить их в деньги? Если бы он попытался продать их или обналичить иным способом, они бы обязательно всплыли, а раз этого не было… Не означает ли это, что он тут ни при чем?

– Он и не собирался продавать эти облигации.

– Не собирался? Но человек не станет красть деньги, зная, что никогда не сможет их потратить!

– Я думаю, что его главной целью были вовсе не деньги.

– Что же тогда?

– Подумай сама. Ради чего люди рискуют свободой, а иногда и жизнью?

– Главным образом ради денег.

Я покачал головой. Мэнди могла закончить на «отлично» свой юридический колледж, могла быть лучшим прокурором на планете, но даже тогда она не сумела бы с ходу постичь то, что я постигал всю жизнь.