– Так вы были бы рады переехать, – потрясенно выговорила я.

– Ничто не сделает меня счастливее, – подтвердила леди Бриггс, улыбаясь и клацая зубами как сумасшедшая.

Выходя из комнаты номер 9, я еще раз уточнила, на всякий случай, что все правильно поняла.

– Итак, вы рады переехать вниз, в общую спальню?

– Да, внизу найдется местечко для меня?

– Конечно, как раз освободилась койка.

День переезда выдался необычным. Во-первых, леди Бриггс приняла ванну, а обычно она только протирала себя влажной фланелькой, если не ожидался визит доктора. Так что мне пришлось помочь ей туда забраться и присматривать, чтобы не утонула, а потом помочь вылезти. Попутно мы болтали, как обычно, когда она сидела на кресле-туалете, только на этот раз я стояла снаружи крошечной ванной комнаты и выщипывала брови, глядя в увеличительное зеркало. Я еще раз спросила, готова ли она переехать.

– О да, – ответила она. – Это сразу планировалось, когда мой сын поселил меня здесь.

– Семь лет назад.

– Неужели семь лет? Пожалуйста, не говори, что так давно.

– Может, и нет, – согласилась я.

Сестры внизу возликовали, когда я сказала о стремлении леди Бриггс переехать и что она вовсе не намерена противиться или сокрушаться. Они сочли это отличным результатом. И я тоже, потому что все оказалось гораздо проще, чем я ожидала, и без всяких воплей и скорбей. Но осознавать, что все это время она хотела переехать – что вовсе не затворница, а страдающая от одиночества и стремящаяся к людям старушка, – было очень грустно. Слишком грустно, чтобы всерьез об этом задумываться.

Я помогла ей вылезти из ванны, вытерла ей ноги и извела на нее тюбик «Джонсонс», а потом позвонила в колокольчик, чтобы помогли спустить ее вниз.

– Я только хотела бы сказать тебе, Лиззи, – произнесла леди Бриггс. – Думаю, тебе действительно следует заняться образованием и не проводить все время здесь, я теперь буду жить внизу и гораздо меньше нуждаться в твоей помощи.

– Да, понимаю. Я стараюсь, но я поняла, что ненавижу школу.

– Ненавидишь? – назидательно переспросила леди Бриггс.

– Не люблю, – поправилась я.

– Ты пожалеешь об этом впоследствии, если не получишь аттестат, гарантирую. Тебе это точно боком выйдет.

– Мой отчим – самоучка, я всегда при необходимости смогу пойти таким путем.

– Как это?

– Учился сам, по энциклопедиям, словарям, вообще по книгам. И он легко заткнет за пояс любого образованного.

– Боже правый, надеюсь, до такого не дойдет, – ужаснулась леди Бриггс, – но если вдруг, у меня много, очень много книг, ты можешь свободно пользоваться ими, не стесняйся.

Это было очень мило с ее стороны. Я поблагодарила и помогла ей натянуть чулки, а тут подоспела и сестра Карла Б.

Мы втроем добрались до верхней площадки лестницы, и леди Бриггс передохнула в шезлонге, который стоял там специально для отдыха пожилых дам. А потом мы спустились. Это было очень трогательно, правда. Леди Бриггс, прищелкивая, напевала «Мне снилось, что я живу в мраморных залах», а все остальные собрались в холле внизу и смотрели наверх, тихо аплодируя, пока она сползала, ступенька за ступенькой.

– Знаете, я долго думала, что попала в психиатрическую лечебницу, – возгласила она вниз, а взрыв смеха в ответ поднялся наверх. – Нет-нет, я не шучу, я правда верила, что меня упрятали в психушку, в такую особую тюрьму, где тебя наказывают за твою чудаковатость.

А потом она вновь запела и сделала последние робкие шаги вниз.

Леди Бриггс выделили место в общем гардеробе, стоявшем вдоль одной из стен палаты номер 2. Мы принесли ее коробки и поставили их в прикроватную тумбочку, и ее одежду принесли, и китайский рукомойник. Но два десятка батончиков «Кэдбери», которые обнаружили в ее комоде, выбросили.

Вечером я вытащила ее медицинскую карту из шкафа в закутке Хозяина.

Достопочтенная Аллегра Бриггс поступила в «Райский уголок» в 1969-м после небольшой процедуры в больнице Кеттеридж. У нее были варикозные вены и хронический запор, от которого она самостоятельно принимала настойку сенны. В 1975-м у нее диагностировали конъюнктивит и назначили антибиотик в глазных каплях.

Она пожелала комнату с видом на ферму – не на пруд. Среди ее интересов перечислены чтение, теология и садоводство. От переносного телевизора она отказалась.

Ближайший родственник – Харальд Андерсен, сын.

Я подумала, что попробую отыскать этого Харальда Андерсена и устроить так, чтобы он навестил ее, раз выяснилось, что она вовсе не затворница. Но записи были отрывочны, и в них не обнаружилось ни адреса, ни номера телефона, за исключением телефона «Райского уголка».

– Вы не хотели бы, чтобы ваш сын навестил вас? – спросила я леди Бриггс, когда мы раскладывали ее вещи в тумбочке.

– Где? Здесь? – переспросила она. – Нет, я увижусь с ним позже, полагаю.

– У вас есть его телефон? – спросила я. – Я не смогла найти его в вашей карте.

– Ты найдешь его в гостиной, дорогая.

В честь переселения вниз леди Бриггс Гордон Бэнкс принес наконец-то свой видеомагнитофон и после ланча включил нам «Звуки музыки». Это было выдающееся событие, однако не только потому что мы смотрели телевизор днем, но и потому что Гордон не мог самостоятельно притащить видеомагнитофон, так что Салли-Энн пришлось ему помогать, и она была ужасно смущена находиться так близко к другому человеку, особенно к Гордону Бэнксу, который мог оказаться, а мог и не оказаться тем самым Гордоном Бэнксом, – но, вероятнее, все же нет, как я решила к тому времени (увидев в газете, что настоящий рассказывает, как замечательно он устроился в США).

Кажется, это была кассета VHS, хотя, может, и «Бетамакс». Никто и не помнит. Короче, у нас нашлась кассета, и дамы были безумно взволнованы (в отличие от джентльменов). Даже дежурным сестрам разрешили посмотреть фильм вместе со всеми. Я уселась на бывшее место Эммы Миллз, и это оказалось вдвойне печальнее, потому что я села в ее кресло-коляску и почувствовала запах «4711», которым пользовались все дамы, чтобы перебить запах мочи.

Я уже видела несколько раз «Звуки музыки» и не находила в фильме ничего особенного, но в тот день меня накрыло. Не потому что леди Бриггс спустилась к нам – леди Бриггс тут вообще ни при чем, – это все Майк Ю, он действовал на меня, менял меня. Я была прямолинейна и бесхитростна, пока не заглянула в его полные слез глаза, когда Дедушка Ю покинул мир. И ныне я превратилась в идиотку, полную дурацких мечтаний и смехотворных фантазий вроде той, которая преследовала меня уже несколько недель: я нахожусь на каком-то громадном мрачном складе, и электричество вырубилось, и я там совсем одна, и жутко напугана. Со