Не заставляя себя уговаривать, Ирка поспешно забралась за руль и нажала на газ.

– А теперь что? – спросила она лишь пару кварталов спустя.

– А теперь снова притормози, – велела я. – Заглуши мотор, я должна позвонить по телефону… Алло? Это жилищно-коммунальная служба? В одном из фонарей в Затонном переулке не горит лампочка… Что значит мелочь? Это не мелочь, подход к нашему дому не освещен, а наш хозяин – очень состоятельный человек, его весьма заботит собственная безопасность… Да, за вызов вам заплатят… Ах, суббота? Тогда заплатят вдвойне! Что? Завтра утром? А во сколько у вас начинается утро? Спасибо.

Я положила трубку, удовлетворенно откинулась на сиденье и, сделав Ирке знак трогаться с места, сказала:

– А сейчас домой, нужно пораньше лечь спать, завтра наш рабочий день начнется в восемь утра.

– Завтра суббота! – возмутилась Ирка.

– Мне уже сказали, – кивнула я. – Суббота, ну и что? Нас это совершенно не касается! Ты когда-нибудь слышала, чтобы Шерлок Холмс или Эркюль Пуаро брали выходные?

– Насчет Холмса не знаю, но вот мисс Марпл вела очень размеренный образ жизни, – проворчала Ирка. – Что нисколько не мешало ей быть великолепной сыщицей!

– Мисс Марпл была старушкой! Чтобы иметь шанс дожить до ее лет, я должна сейчас хорошенько побегать!

– Да, я забыла, – вздохнула Ирка, мечтательно прищурив глаза. – Тебя же пытаются убить…

– Смени тон, пожалуйста, – начиная сердиться, попросила я. – Иначе у меня возникает ощущение, будто ты готова присоединиться к толпе моих преследователей!

– Где уж мне, – тихонько пробормотала подруга.

Но я все-таки ее услышала, демонстративно надулась, и, чтобы добиться прощения, Ирке пришлось клятвенно пообещать мне не задерживаться с утренним подъемом.

За те три часа, которые понадобились бригаде неопытных копачей в составе Мелюзгаврика, Бармалютки и Морозова, чтобы подрыть корни старого тополя, Мелюзгаврик, убежденный работник умственного труда, успел не единожды проклясть собственную неуемную фантазию. Ну что ему стоило придумать план, реализация которого не привела бы к появлению кровавых волдырей на ладонях?!

Дерево, наиболее соответствующее условиям плана, оказалось внушительных размеров. Хлипкий Мелюзгаврик в одиночку даже не смог обхватить ствол руками, пришлось призывать на помощь Бармалютку. Взявшись за руки, вдвоем они оцепили ствол и приблизительно определили его диаметр как полутораметровый. Со стороны в этот момент низкорослые злоумышленники здорово смахивали на парочку детсадовцев, кружащихся в хороводе.

Однако оценить прелесть этой трогательной сценки мог лишь присутствовавший при сем Морозов. Дело происходило глухой ночной порой, когда мирные граждане в большинстве своем крепко спали, плотно закрыв окна и даже форточки, чтобы не лишиться стекол: норд-ост набирал силу, деревья гнулись и трещали, и даже недавняя дневная жара бесследно развеялась.

В третьем часу ночи ударник землеройного труда Бармалютка, в долгополой серой ветровке с капюшоном похожий на театрального призрака отца Гамлета, вылез из отрытой общими усилиями поясной могилки у подножия старого тополя, уронил на асфальтированную дорожку глухо звякнувший заступ и категорически заявил:

– Харэ балдеть, или гони бульдозер! Я не ишак, чтоб тут всю ночь ломаться!

Машинально соотнеся размер этого стихотворного экспромта все с тем же шекспировским «Гамлетом», интеллектуал Морозов посочувствовал утомленному Бармалютке бессмертными словами:

– Бедный Йорик!

– Какой, к черту, Жорик! Не поминал бы покойника! – окрысился Бармалютка, потирая спину.

– Не сердись. Я думаю, этого вполне достаточно, – заглянув в яму, а потом внимательно посмотрев на тополь и сделав в сторону нужного балкона несколько загадочных пассов, похожих на движения фотографа, щелкающего камерой, объявил Мелюзгаврик. – Если хорошенько приналяжем, упадет как миленький.

– Точно? – требовательно спросил Морозов, назначенный шефом ответственным за проведение операции.

– Точно в цель, – убежденно кивнул автор плана.

– Тогда я звоню, – Морозов достал мобильник и набрал шесть цифр телефонного номера.

Надеясь расслабиться и хоть на время забыть о преследующих меня неприятностях, я забралась в ванну – благо она у Ирки просторная, как небольшой бассейн, так что я могла вытянуться в полный рост и даже раскинуть руки. Как это я не подумала поселить здесь Мурика? Заперла бедняжку питончика в душной прихожей, хотя могла создать ему весьма комфортные условия, сходные с природной средой обитания. В дебрях Амазонки влажно и жарко? Пожалуйста, у нас полно горячей воды! Впрочем, тогда условия проживания не были бы комфортными для остальных, а ведь я тоже люблю понежиться в ванне – не обязательно в одиночку, но уж не в компании с удавом!

Лежа на спине в теплой воде, слушая слабое потрескивание пузырьков пены, я блаженно закрыла глаза…

Звонок мобильника застал меня врасплох. Вынырнув, как Афродита из пены морской, я свесила голову за борт гигантской ванны и поискала глазами трубку. Нету!

Звук шел от вешалки с одеждой. Проклиная бессовестных негодяев, не дающих хорошим людям ни сна, ни отдыха, я вылезла из гигантской лохани и пошлепала по холодному кафелю.

Мобильник нашелся в кармане моего маскхалата.

– Елена! – в трубке зарокотал суровый голос майора Михрякова. – Ты знаешь, я журналисту друг, товарищ и брат…

– И волк, – пробормотала я, не в силах простить полковнику испорченного удовольствия.

– Что-что?

– Ничего-ничего, – поторопилась исправиться я. – Это я так, чихнула…

– Вот и я говорю: вашему брату-писаке начхать на закон! – повысил голос начальник пресс-службы УВД края. – Вечно встреваете в истории, спасай вас потом!

– А я что? Я ничего, – я тщетно пыталась сообразить, что именно известно суровому майору о моих последних приключениях, но его следующая фраза меня удивила:

– Ты, Елена, знаешь, что чистосердечное признание смягчает вину? Знаешь, умница. Значит, давай договоримся по-хорошему: сейчас ты прибежишь ко мне в ГУВД, все, как на духу, расскажешь, и я постараюсь тебе помочь не попасть за решетку!

– Куда?! – искренне изумилась я. – За какую еще решетку? За что?!

– Леночка, – майор конспиративно понизил голос. – Лучше не запирайся. Тут у нас есть информация о том, что ты занимаешься в высшей степени незаконной деятельностью.

– Какой именно? – невольно заинтересовалась я.

Может, кто-то видел, как я «голосую» на обочине большой дороги, и решил, будто я кормлюсь сразу от двух древнейших занятий? От журналистики и от торговли собственным телом?

– Ну, ты нахалка! – рявкнул Михряков. – «Какой именно»! Слово «зелень» тебе что-нибудь говорит?