— Вам придется заглянуть сюда в часы посещений, — мягко намекнул он Митчеллу.

Тот послушно распрощался, пообещав заглянуть завтра, и исчез. Доктор после рутинного осмотра тоже ушел. Танесса осталась одна.

А так не хотелось…

Потому что в отсутствие людей компанию ей составлял страх. Перед мысленным взором вновь вырастал убийца, смотрящий на нее из-за серых солнцезащитных очков, а к лицу летело смертоносное жало клинка. Танесса в очередной раз понимала, насколько она была близка к смерти, несмотря на все меры предосторожности. И вновь ее охватывал леденящий беспомощный ужас перед убийцей — стоило только почувствовать, что она осталась одна.

Ужас как хотелось позвать хотя бы Ноэла — должно быть, так маленький ребенок плачется папе, что не может заснуть из-за кракозябр под кроватью. Танесса пыталась отогнать мрачные образы, думая о книгах, которые любила, о фильмах, которые хотела снова посмотреть, вспоминала свои любимые песни… Но личность в серых очках вновь и вновь вторгалась сквозь них в сознание, и безмятежные мысли рассеивались, как тонкие облачка.

В отсутствие людских глаз Танесса свернулась калачиком под больничным одеялом, дрожа всем телом.

* * *

Ричард, брат Митчелла, орал на него по телефону. Он унаследовал вспыльчивость матери, и иногда разговаривать с ним было все равно что жонглировать факелами над кучей динамитных шашек.

— Я же говорил, что ты должен был это пресечь! — неистовствовал он. — А теперь посмотри, что получилось! Она же чуть не погибла!

— Ну а я что мог сделать? — оборонялся Митчелл, тоже на крике. — К стулу ее привязать? Она меня и слушать не хотела!

— У тебя там целый капитан сидит — поговорил бы с ним! Использовать Танессу в качестве приманки — это же маразм, верх дилетантства! Где она сейчас?

— Поправляется после операции в больнице, только вот приемные часы закончились…

— Приемные часы! Боже правый… Еду туда сейчас же! — рявкнул Ричард.

Митчелл знал, что так и будет: брат ворвется и будет грозить судом любому, кто его остановит. Ричард был начинающим адвокатом, и грозиться всем и вся судебными исками было его любимым хобби.

— Послушай, Ричард, ты не мог бы позвонить матери с отцом и дать им знать? У меня тут дела с поимкой…

— Позвонить, маме? — Ричард нервически хохотнул. — Митчелл, это твой косяк. Твой! Вот ты ей и звони. А я звякну папе. — И дал отбой.

Митчелл уставился на телефон. Чувства у него были откровенно вразнос. Он должен был предвидеть и остановить это. По крайней мере, постараться. Образ Танессы на больничной койке, с видом храброго портняжки, просто рвал душу. Сердце и так на надрыве, а тут, можно сказать, разгром по всем фронтам… «Хорошие новости, где вы? Как я, блин, по вам истосковался…»

Вошел капитан Бейли.

— Как твоя сестра, Митчелл?

— С офицером Лонни все в порядке, — ответил тот. Произносить слово «сестра» в полицейском управлении Танесса ему запретила.

— Хорошо. Шеф только что распорядилась отпустить Дэнни Стивенсона и Дженис Хьюитт, — сказал Бейли. — Я подумал, тебе не мешает об этом знать.

— Как? — воинственно вскинулся Митчелл. — Зачем она это сделала?

— Ну, во-первых, ни один из них не является нашим серийщиком, — сказал Бейли. — Это всего лишь парочка пранкеров.

— Они препятствовали правосудию! Намеренно давали ложные…

— А в дополнение к этому, — Бейли повышением тона перекрыл натиск Митчелла, — управление завалено звонками от репортеров, блогеров и хреноплетов всех мастей. Диспетчерская из-за этого не может нормально функционировать. Мы поэтому даже не сумели оперативно отреагировать, когда убийца выслал сообщение твоей сестре.

Митчелл ошеломленно закрыл рот. Надо же, и здесь его вина…

— Департамент получает очень плохую прессу, — продолжал Бейли. — Шеф говорит, из-за этого мы выглядим болванами, лишенными чувства юмора.

— Чувство юмора? — Митчелл аж поперхнулся. — Она серьезно?

— Послушай, — перебил Бейли, — если б это помогло нам найти того мерзавца, они бы у меня там сгнили. Но удерживать эту пару недоумков в тюряге — чистой воды самоуправство, просто и однозначно. А потому мы их отпускаем.

— Зашибись! — Митчелл хлопнул ладонью по столу.

Бейли приобнял его за плечо.

— Что с тобой, Митч?

— Да вот, Танесса…

— Не надо мне лапшу на уши вешать. Ты вел себя как чипированный зомби еще до нападения на твою сестру. Потерял всякую концентрацию. Мой отец сказал бы, что ты как пьяный в бане с красотками. Что с тобой творится?

— Ничего, налажусь, — сказал Митчелл с чопорным видом. — Просто устал, только и всего.

— Можешь взять отгул на пару дней. Бернард тебя заменит, пока…

— Со мной всё в порядке, капитан. Есть и будет. Хотя спасибо.

Бейли собирался сказать что-то еще, но тут в отдел влетел Джейкоб.

— Идем, — с порога скомандовал он Митчеллу. — Живее.

— Куда, если не секрет? — Бейли прищурился.

— Вы видели сообщение, которое Танесса получила от киллера? — спросил Джейкоб. — Самурайский меч у стенки, а над ним окно?

— Да, видели, — Бейли кивнул.

— За окном вышка сотовой связи и Штырь Питерсона, — сказал Джейкоб.

Штырь Питерсона был самым высоким зданием в городе — помпезный бизнес-центр, воздвигнутый мэром Питерсоном пятнадцать лет назад, сразу после ухода жены, променявшей его на сенатора. Свое детище он окрестил Гленмор-хабом, но поскольку все считали, что здание из-за своей высоты и дороговизны хрен когда окупится, да и аренда в нем будет стоить до того же самого хрена, то и прозвали его Штырем Питерсона — политкорректный топоним, который пустил корни и прижился. К тому же он действительно напоминал собой фаллос.

— Я только что из лаборатории Мэтта, — сказал Джейкоб. — Мы там битый час пытались вычислить местоположение комнаты, в которой был сделан снимок. Дело непростое, так как сотовых вышек много, но есть уверенность, что мы все-таки нащупали нужную.

Митчелл уже надевал пиджак. Сердце забилось быстрее, когда на лице Джейкоба расплылась улыбка.

— У нас есть адрес убийцы, — подмигнул тот.

Шел уже одиннадцатый час, когда Митчелл припарковался у обочины возле обшарпанной трехэтажки на Хиллсайд-драйв. Вместе с Джейкобом они вышли и огляделись. Уличные фонари здесь были либо разбиты, либо слабо помаргивали, но даже в их ущербном свете можно было разглядеть жуть на стенах здания. Корявая черная писанина змеилась поверх более симпатичных граффити в розово-зелено-синих тонах, из-под которых упрямо проглядывала неказистая имитация пинкфлойдовской «Стены». Первоначальный цвет здания был уже неразличим.