Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это означает, что спасение одного… – я распрямил оставшиеся пальцы и прижал свою ладонь к ее руке, – …иногда важнее благополучия многих.
Она первая согнула пальцы, и наши руки крепко сплелись.
Довольно долгое время Летта молчала, надеясь вытянуть из меня еще что-нибудь. Она все не отнимала руку, наклонившись так близко, что я чувствовал на своем лице тепло ее дыхания. Мне показалось, ей нравится быть рядом со мной. Здесь, в моем личном пространстве, ей было уютнее и спокойнее. Но, может быть…
– А ты…
– Что?
– Ты спасешь этого одного?
– Постараюсь.
Она покачала головой, но не спешила увеличивать разделявшее нас расстояние, так что я по-прежнему ощущал тепло ее дыхания. От Летты пахло чуть сладковатым потом, и еще от нее пахло Женщиной.
– Но почему? Почему именно ты? Почему не кто-то другой? Кто-нибудь из… из этих?!. – она взмахнула свободной рукой, словно хотела охватить всю землю.
Зона тихого хода закончилась, и я прибавил газ, но перед моим мысленным взором продолжали разворачиваться бесконечные списки имен и дат.
– Я не знаю, – проговорил я наконец. – Быть может, я просто устал ждать.
Вероятно, она поняла или почувствовала, что в эти глубины лучше не заплывать, поскольку ничего не ответила. Она просто ждала, но я молчал, и в конце концов Летта заговорила.
– Жизнь научила меня, что мужчины, которые говорят такие вещи, очень редко, а чаще всего – никогда, не подкрепляют свои слова делом. Они идут на попятный, как только запахнет жареным.
От этих слов у меня заболела спина – заболела так, словно в кожу вонзились сотни пчелиных жал. Взявшись за шипы штурвала, я слегка выправил курс.
– Для человека подобное поведение естественно, но оно может дорого обойтись.
Теперь Летта явно играла со мной. И она по-прежнему не спешила покинуть мое личное пространство.
– И во что это обошлось тебе?
Я задрал рукав рубашки и показал ей длинный шрам, который тянулся от запястья почти до локтя.
– Это от ножа… – Я приподнял штанину и продемонстрировал уродливый шрам на голени. – Открытый перелом после того, как я выпрыгнул из окна третьего этажа. – Я отогнул вперед левое ухо, где под волосами белел еще один шрам. – А это от удара электрическим кабелем… – Этого было, пожалуй, достаточно, поэтому я замолчал.
Летта поглядела на меня. Ее глаза тревожно расширились.
– Электрическим кабелем? – переспросила она, глядя на мое ухо.
– Да. Толстым таким. В свинцовой оболочке.
– Ты серьезно?
– Более чем.
– Но кто?! Как?!!
Я усмехнулся.
– Кто-то пытался «дать мне прикурить».
– Ты, наверное, шутишь?
– Нет, я просто пытаюсь рассказать тебе о том, о чем мне совершенно не хочется рассказывать.
Она кивнула.
– Ну, в общем, что-то подобное я себе и представляла.
Все еще стоя в «глазе бури», Летта обхватила меня за пояс уже обеими руками и поцеловала сначала в щеку, потом – в уголок глаза. Ее губы были мягкими и теплыми, и мое сердце невольно забилось чаще. Но одновременно меня вдруг обдало холодом. Мне уже приходилось ходить этим маршрутом, и я знал, что может ждать нас в конце. Энжел. Мертвая или умирающая после того, как ее насиловали и мучили десятки мужчин. Для Летты она была дочерью, плотью от плоти и кровью от крови. Для мужчин, которые ее использовали, Энжел была просто вещью. Вещью, которая стоила не дороже конфетной обертки. Летта еще надеялась, но я слишком хорошо знал, что чудеса случаются очень редко. И было вполне возможно, что там, куда мы сейчас направлялись, нас ожидало зрелище, которое никому не пожелаешь увидеть.
Особенно матери.
Зоны «тихого хода» следовали одна за другой, поэтому наше путешествие на юг заняло больше часа. Мы миновали Джуно-бич, прошли под мостом федерального шоссе US-1 и уже собирались свернуть к северному берегу озера Уорт, когда я заметил «Дождь и Огонь», стоящую у пристани Олд-Порт-Коув. Она находилась у причала в конце пирса, предназначенного специально для яхт длиной более ста футов. Мы обогнули ее по широкой дуге, но то, что я увидел, мне не понравилось.
Пристань находилась на берегу закрытой со всех сторон, прекрасно защищенной от ветра бухты, поэтому вода в ней была спокойной. В то же время закрытость бухты означала, что в нее можно было войти или выйти только одним путем, поэтому я вернулся в Канал и, проплыв еще немного на юг, вошел в узкий тупиковый канал, по берегам которого стояло десятка полтора частных домов. Здесь я причалил к подпорной стене, хотя прекрасно понимал, что долго наша стоянка не продлится. Первый же домовладелец, который нас заметит, вызовет полицию, и нас отбуксируют на штрафную стоянку. Тем не менее пришлось рискнуть. Я, правда, надеялся, что мы успеем сделать все необходимое и вернуться, прежде чем нас обнаружат, но, с другой стороны, мы все-таки находились не в аризонской пустыне, а в Уэст-Палме, где хватало глаз, ушей и камер безопасности.
Привязав лодку понадежнее, мы выбрались на причал, обогнули бассейн, перелезли через забор из крупной сетки, пересекли автомобильную стоянку, перешли Лейкшор-драйв и оказались на парковке пристани. К счастью, на причалах почти никого не было, если не считать нескольких матросов, которые приводили свои яхты в порядок. Здесь мы прошли мимо офиса начальника пристани, спустились на набережную и, пройдя вдоль стенки футов двести, свернули на пирс, который, как на всех пристанях высшего класса, имел ширину, достаточную для того, чтобы по нему мог свободно проехать гольф-кар. Вскоре мы уже шагали между двумя рядами яхт длиной от пятидесяти до ста двадцати футов.
«Дождь и Огонь» стояла у причала носом на юг. Зловещий признак. Акватория Берегового канала к югу от острова Джупитер известна как место, где богатые любят играть со своими игрушками. Вкладывать деньги они предпочитают в дома, но хвастаются именно своими яхтами, и «Дождь и Огонь» не была исключением. Она стояла у причала, словно в витрине, а это означало, что она, скорее всего, пуста.
Мы с Леттой медленно шли по дощатому настилу. Для конспирации я даже взял ее за руку, чтобы мы были больше похожи на влюбленных, прогуливающихся по причалу. Летта поняла и, в свою очередь, прижалась ко мне плечом, хотя, вполне возможно, у нее просто подгибались ноги и ей нужна была поддержка. Возле небольшого кафе мы задержались, чтобы купить по стакану кофе. Потягивая горячий и довольно качественный напиток, мы некоторое время делали вид, будто любуемся красавицей яхтой.
С яхты не доносилось ни звука, на палубах никого не было, но тонированные стекла не позволяли заглянуть ни в каюты, ни в рубку, поэтому нельзя было исключать, что кто-то там все же есть.
Моя мысль лихорадочно работала. Я хорошо понимал, что вломиться в одиночку на яхту, на борту которой могут находиться преступники, это одно. И совсем другое – проделать то же самое в компании с женщиной, которая, несмотря на всю свою отвагу и решительность, совершенно не представляет, с чем она может столкнуться. В конце концов я решил дать Летте еще один шанс.