Она прочитала шестое имя на третьей строке среднего столбца.

– Френ Макферсон.

– Номер тридцать шесть. Ее похитили в Бостоне на остановке школьного автобуса. Продали уже в Техасе. Мы нашли ее в Мехико. Сейчас она замужем за архитектором, у нее двое сыновей.

– Блайз Симпсон.

– Она была пятьдесят восьмой. Тогда ей было семнадцать. Слишком любила развлекаться, и это довело ее до ручки. В последний раз видели ее в Чикаго, нашли – в Новом Орлеане. Два года она провела в центре реабилитации. У нее был выдающийся актерский талант. Одиннадцать лет назад ее не стало – передозировка наркотиков.

Палец Летты пропутешествовал по моей спине вверх.

– Мелоди Бейкер.

– Номер семь. Двенадцатилетняя девочка из Нью-Йорка. Ее похитили из окна туалета в кинотеатре, пока родители в зале жевали попкорн. В Манагуа – это Никарагуа – мы потеряли ее след. Тело Мелоди было найдено рыбаками на океанском берегу в сотне миль оттуда.

Летта громко сглотнула.

– Ким Блекман.

– Сто восемьдесят третья… Ей было всего восемь. Пропала в Далласе из детского сада, где детей можно оставить на несколько часов. Оттуда ее на самолете доставили в Сиэтл. Потом – в Бразилию. Год спустя я отыскал ее в больнице в Южной Африке. Шесть часов спустя она скончалась.

Ее палец скользнул по моей спине вниз.

– Аманда Чайлдс?..

– Двести пятый номер. Тогда, то есть три года назад, ей было тринадцать. Все еще числится пропавшей без вести.

Летта громко всхлипнула и наконец ткнула пальцем в слово, вытатуированное над всем списком широкими, угловатыми буквами (сам список был нанесен на кожу тонким курсивом).

– Что такое APOLLUMI?[22]

– Это греческое слово. В переводе означает «те, кто погиб». «Кто потерялся».

– Но зачем…

– Это напоминание.

– О чем?

– О последствиях.

– О последствиях чего?

– О том, что может случиться, если промедлить с поисками.

Летта снова обхватила меня руками.

– А… Энжел? Ее имя ты тоже напишешь у себя на спине?

Я повернулся к ней.

– Мы ее найдем.

Она прищурилась и прижала к моим губам палец.

– Откуда ты знаешь?

Я взял ее за запястья, но Летта покачала головой.

– Я знаю, что ее больше нет. Знаю… А я продолжаю тешить себя пустыми надеждами.

– Она жива.

Летта снова мотнула головой.

– Нет! Я знаю.

– Летта! – Я слегка встряхнул ее, но она на меня даже не взглянула.

– Летта!!

Она посмотрела на меня мутным взглядом. Казалось, она вот-вот утратит мужество. Надежду.

– Я буду делать свое дело до конца, – проговорил я как можно тверже. – Твоя дочь жива. Пока жива. Если бы она погибла, я бы тебе сказал… потому что промолчать было бы еще хуже. Запомни это. – Я огляделся по сторонам. – А теперь… теперь у нас есть две проблемы, и я должен заняться ими как можно скорее, но мне понадобится твоя помощь. Прежде всего, надо остановить кровотечение. Пока ты тут рыдаешь в три ручья, я истекаю кровью, а это никуда не годится. Ты только вымотаешься, да и я могу слишком ослабеть. Давай-ка, займись делом!..

Она снова уставилась на мою спину.

– Как ты можешь с этим жить? Почему просто не… забыть? Забыть и жить дальше? Нормальной жизнью?..

Я покачал головой.

– Для тех, кто попал в этот мир, не может быть никакого забвения. И никакой «нормальной жизни» для них тоже нет. – Я похлопал себя по спине. – Вне зависимости от того, как все они попали в этот список, вне зависимости от того, что́ они сделали или, возможно, не сделали, они – люди. Они могут смеяться. Плакать. Испытывать боль. Мечтать. Любить. Я вытатуировал их имена у себя на спине, чтобы никогда не забывать. Куда бы я ни отправился, они будут со мной.

В поддон душа снова закапала кровь – темная, густая, скользкая. Одинокая слезинка упала с моего носа и смешалась с ней.

– И теперь это мое бремя…

Когда Летта еще выступала на Бродвее, ей часто приходилось подгонять или даже шить себе платья и костюмы для выступлений. Сейчас ее сноровка в обращении с иглой и нитками пришлась весьма кстати. Основательно меня «заштопав» (это словечко ее даже рассмешило), Летта принесла мне из лодки чистую одежду, и мы вместе вернулись на причал, чтобы как можно скорее решить еще одну, куда более серьезную проблему.

Я не был уверен, что никто не видел, как «Китобой» выходил из гавани и в какую сторону направился. Если нас видел начальник пристани, он наверняка сумел определить модель судна. Такие катера, как у меня, трудно не заметить: все «Неустрашимые» обладают характерными обводами носовой части, благодаря которым их можно отличить от других «Китобоев». Любой, кто хоть немного разбирается в лодках, узна́ет эту модель с первого взгляда. По-хорошему, следовало, конечно, бросить «Китобой» у причала и найти другую лодку, желательно – где-нибудь подальше, но я был ограничен во времени. Кроме того, за годы я слишком привык к своим «Улетевшим Фантазиям» и мне не хотелось с ними расставаться. Вместе мы пережили столько, что мне было бы проще расстаться с частью собственного сердца.

Вот почему я не стал подниматься на катер. Вместо этого я направился к навесу с вывеской «Ламинирование». Там, под навесом, возился с небольшой водометной «Ямахой» какой-то парень.

– Это вы – мастер? – спросил я.

Ламинирование лодок представляет собой процесс, сходный с ламинированием документов, когда их запаивают в прозрачный пластик. Не многие знают, что то же самое можно проделать и с лодкой, на которую наклеивается прочная пластиковая пленка любого понравившегося вам цвета. Встречается пленка и с рисунком. Большинство владельцев делают ламинирование исключительно в эстетических целях, однако на самом деле такая пленка прекрасно защищает корпус от многих опасностей. Кроме того, она повышает ходовые качества лодки – разумеется, до тех пор, пока пленка остается в целости.

– Угу, – отозвался парень, не отрывая взгляда от лодки, над которой трудился.

Я показал на «Китобой».

– Сколько времени вам понадобится, чтобы заламинировать мой катер?

– Смотря что вы хотите.