– Итак, ты собрала команду мстителей, – первой нарушаешь тишину ты. – Подружилась с принцем, который вонзил в тебя клинок. С лесничим, что привел убийц к нашему дому. С желтоглазым огневиком, трусливо бежавшим из моей армии.

Видимо, что-то мелькает на моем лице, поскольку ты довольно ухмыляешься:

– Да-да, арьёнец когда-то служил мне. Забавно, не находишь? Ты собрала под своим крылом почти всех, кто разрушил твой мир.

А Искра? Про нее ты не упоминаешь. Не знаешь? Или она не вписывается в схему? Давать подсказок я не хочу, поэтому просто отворачиваюсь и смотрю на Охотника. Отсюда видна лишь правая сторона его лица, молодая, прекрасная, без шрамов, и горящий ненавистью глаз, устремленный на тебя.

– Кстати, о крыльях. Где твоя тьма? Ты наконец послушала доброго совета и поглотила ее?

О да, ты знаешь, куда надавить, чтобы я не сдержалась.

– До Кайо тебе никогда не добраться.

– Думаешь? – Ты откидываешься на спинку плетеного трона, упираешься локтями в подлокотники и соединяешь изящные ладони перед собой. – Не станет тебя – не станет и его, так что даже ни к чему гоняться за твоей птичкой.

– Но ты бы хотела, правда? – Я все же отлепляюсь от стены и подаюсь вперед, насколько позволяют оковы. – Хотела бы избавиться от меня и оставить Кайо себе.

– Я бы хотела, чтобы ты не была такой упертой идиоткой. Чтобы не растрачивала дарованное мной понапрасну.

От удивления я забываю держать лицо, моргаю и переспрашиваю:

– Дарованное тобой?

– Так и не поняла? – Ты качаешь головой, улыбаешься снисходительно и со вздохом упираешься подбородком в кулаки. – Я ведь так старалась… Столько лет твердила тебе про свет и про тьму – причем чистую правду, а не тот полубезумный бред, которым нас пичкала мамочка. Да, способностями тебя наделила не я, природа, но она же их и ограничила. А я распахнула дверь клетки, однако ты добровольно осталась внутри. Что это, как не верх глупости?

Ты встаешь, взмахом руки развеиваешь трон в пыль и подходишь к камере Охотника. Тот дергается, цепи гремят, но не пускают его далеко от стены.

– Взять, к примеру, нашего лесовичка. Он знал, что природа наделила его острым слухом, зрением, нюхом. Знал, что быстро запоминает тропы и неплохо управляется с мечом. И потому воспользовался всем этим, едва представилась возможность в лице моего пустоголового супруга и его братца. Бравый проводник повел их к башне и пусть в процессе попортил личико, зато домой вернулся с мешком золота.

– Сдохни, тварь, – рычит Охотник, но ты лишь закатываешь глаза и снова подходишь к моей решетке.

– Ну а ты? Все пустила по ветру. Даже не попыталась развить освобожденный дар. Маги светотени обладали невиданной мощью, неспроста же их решили усмирить. А ты что умеешь, девочка? Освещать дорогу и хлестать плетью? Великие достижения! Ты по-прежнему черпаешь энергию изнутри, будто жалкий пастырь, в то время как твой материал, свет и тьма, повсюду. Ты даже не представляешь, кем могла бы стать.

– Я стану твоей погибелью, – обещаю я, хотя внутри все переворачивается от твоих слов.

Ты склоняешься близко-близко, почти касаясь носом железных прутьев, и один мерцающий локон юрким ужом проскальзывает в клетку. Он плывет ко мне, касается подбородка, заставляя запрокинуть голову, мягкий, шелковистый… И я так резко отшатываюсь, что бьюсь затылком о стену.

– Ты могла бы, – говоришь ты, – если бы слилась с тьмой. Если бы научилась брать силу извне. Свет – это все, что мы видим. Тьма – все, чего мы боимся. Вообрази, что можно сотворить, повелевая ими. Ты могла бы стать кем угодно. Могла бы править миром. Но ведь этого никогда не случится, правда?

А потом ты разворачиваешься и идешь прочь. Волосы стекают с потолка и стен, словно потоки воды, и тянутся за тобой вместе со шлейфом платья.

– Что с нами будет? – кричу я вслед.

Ты замираешь, оглядываешься, улыбаешься:

– Твой друг умрет. Уже умирает. О, не сверкай так яростно глазами, я его и пальцем не тронула, сам напоролся на чей-то меч. А ты… ты станешь верной сестрой, как и положено. Я помогу тебе оценить прелести покорности.

И ты уходишь. Коридор вновь медленно наполняется светом факелов, и волосы все текут и текут по нему, словно бесконечная река. А я не решаюсь пошевелиться, пока за углом не исчезает последняя золотая прядь.

Лгать с тьмой в крови оказалось так легко и безболезненно, что я даже не сразу распознала эту ложь.

«Я готова на что угодно, лишь бы избавить мир от Королевы».

Наивный самообман.

«На что угодно» – значит стать как ты. И если мир примет такие жертвы во имя спасения, значит, он его недостоин.

– Ты ранен? – Я подползаю так близко к разделяющей нас с Охотником решетке, насколько позволяет обруч на запястье. – Покажи.

Он даже не смотрит на меня.

– Не стоит.

– Покажи!

– Зачем? – Охотник наконец поворачивает голову.

Я только теперь замечаю, насколько он бледен и как дрожит рука, зажимающая бок, и тоже думаю «зачем?». Оковы явно блокируют мой свет, а даже если бы он свободно бежал по венам, нужно касание, чтобы попытаться исцелить рану. Не ногой же тянуться…

– Посмотрю, серьезно ли, – бормочу я.

Охотник усмехается:

– Серьезно. Долго не протяну, не ошиблась твоя сестрица. Да и не только она.

– В смысле?

Он прикрывает глаз и снова откидывается на стену.

– Я знал, чем все кончится. Старики сказали, если пойду – не вернусь, но эта смерть нужна для победы, так что…

– О боги, ты опять? – Меня трясет от злости на демоново предназначение. – Послушай, их слова не значат, что надо просто сложить лапки и ждать финала!

– Я и не складывал, – равнодушно пожимает плечами Охотник. – Я шел и вот где оказался. Судьба…

– Ну и чем же твоя смерть поможет, а? – почти кричу я, тщетно дергая единственной рукой. – Чем?!

– Нам с тобой не понять этих замыслов…

– О да, куда уж нам до столь высокого и бессмысленного!

– Не гневись, Ведьма, – улыбается он, впервые обращаясь ко мне так же, как Принц. – Я отдаю долги…

– Ты столько не насобирал, чтоб отдавать. Ну же, ты не прибит к стене, в отличие от меня. Попробуй меня коснуться, пожалуйста…

Нас и правда сковали по-разному, и пусть на Охотника надели цепи, он может передвигаться по клетке. Если только захочет. Наверняка это часть твоей игры, но сейчас мне плевать, только бы попытаться…