По-моему, проблем у нас куда больше, и то, что он выделяет одну, сильно настораживает.

– Норы, как я их называю, опутывают не весь дворец, – продолжает Принц. – Часть пути придется пройти снаружи.

Что ж, могло быть и хуже.

– И куда мы идем? – спрашиваю я.

Он отвечает не сразу.

– Туда, где я все детство прятался от своих обязанностей.

Норы кажутся бесконечными. Мы сворачиваем и сворачиваем, и в какой-то момент обгоняем Волка, который начинает путаться в этом хитром лабиринте.

– Масло и ключ… – говорю я, устав от тишины.

– Ага. Волк сказал, это глупо…

– Это глупо, – повторяет Волк, но Принц будто не слышит:

– Но трещины от корней луносветов – единственная лазейка. Пришлось импровизировать. Знал, что ты сообразишь.

– Луносветов? – удивляюсь я.

– Они питаются последними вздохами умирающих, так что она посадила их над темницами.

А вот это в твоем духе – окружать себя смертью и мрачными игрушками. Значит, сияние корней мне не почудилось – они как раз забирали последние капли жизни Охотника. И подарили лишние минуты или даже часы жизни мне.

Принц останавливается так резко, что мы с Волком едва в него не врезаемся, и прикладывает руку к выросшей на нашем пути стене.

– Всего одна зала, – шепчет будто сам себе. – Ладно, зала и коридор за ней, а потом снова в нору. Готовы?

Нет.

– Да. Давай я…

– Я проверю, – перебивает меня Волк и, когда в камне рождается щель, первый выглядывает наружу. – Никого.

– Ближайшие чары далеко, – подтверждает Принц. – Должны успеть.

Я в этом сомневаюсь, мой побег уже наверняка заметили, учитывая брошенных у входа в подземелье стражников, потому ничего удивительного, что солдаты появляются, едва мы делаем первые осторожные шаги по просторной бальной зале. Свет с трудом пробивается из-за тяжелых темных гобеленов со сценами сражений, и я вижу только силуэты людей, ворвавшихся в двери в дальнем конце комнаты, но их нетрудно опознать по блеску оружия в руках.

– Проклятье, – бормочет Принц, явно направлявшийся как раз в ту сторону, и резко сворачивает к другому выходу. – Сюда!

И мы бежим.

Как ни странно, без руки это трудно с непривычки. Меня клонит то в один, то в другой бок, заносит, и я с трудом попадаю в дверной проем шириной с городские ворота.

Топот ног за спиной оглушает. Я все еще не могу призвать ни свет, ни тьму, и, судя по напряженному лицу бегущего рядом Волка, у него те же проблемы с огнем, однако он справляется. В преследователей летит такой огромный сгусток пламени, что я спиной чувствую жар.

– Налево, – командует Принц, чуть не врезавшись в высокую напольную вазу и лишь в последний момент увернувшись.

Вот только «слева» нас уже ждут солдаты. Сзади напирают их обожженные собратья, еще одна группа в черно-золотом появляется справа. Окруженные, мы так и замираем спина к спине, каждый напротив приближающегося отряда.

Ладони Волка полыхают, но атаковать снова он не спешит, лишь напряженно вглядывается в размытые лица. На кончиках моих пальцев тоже наконец-то потрескивает свет, но едва ли мне хватит сил хотя бы дотянуться до противника, не то что зацепить. Принц же абсолютно расслаблен, как будто знает что-то, нам неведомое.

И ведь наверняка знает…

Например, что в миг отчаяния, когда я уже буду готова выпустить с трудом собранные крохи магии, над головами стражников пронесется черная циккаба. Ухнув, она зависнет над нами под расписным потолком и обрушится вниз непроглядным мраком.

Я не успеваю испугаться за Кайо, как он уже заглатывает нас и уносит прочь. Грудь сдавливает, в голове шумит, я ничего не вижу и не слышу, но чувствую плечо Волка и руку Принца, которой он нащупывает и сжимает мою. А потом так же внезапно, как окутала нас, тьма распадается на клочки и тает, тает, пока на полу не остается один маленький и будто припорошенный пылью совенок.

Я падаю перед ним на колени, даже не глядя по сторонам, и осторожно касаюсь такого хрупкого на вид крыла. Перья трепещут, и с них осыпается пепел, обнажая привычный черный цвет.

– Как он? – спрашивает Принц, пока я помогаю Кайо подняться и перебраться на мою руку.

– Слаб, но невероятно горд собой, – отвечаю я, и впрямь ощущая переполняющую его гордость.

Кайо даже пытается выпятить грудь, но едва не падает и успокаивается.

– Глупый Кайо… не делай так больше, – бормочу я, прекрасно понимая, что следующий такой подвиг навсегда лишит меня тьмы.

Перенести сразу троих на… А куда, кстати?

Я все же осматриваюсь и с удивлением вижу вокруг отнюдь не дворцовую обстановку. Комната совсем небольшая, без окон и практически без мебели, зато с большим деревянным конем в углу. Я вскидываю бровь и перевожу взгляд на Принца.

– Она заметила коня, да? – спрашивает он Волка. – Наверняка заметила.

– Его попробуй не заметь, – отзывается тот, опускаясь на единственный стул.

– Прошу учесть, что мне было семь, и один друг… Впрочем, не будем об этом.

Кайо ухает и перебирается мне на плечо.

– А другое имя у него есть? – интересуется Волк, пристально нас разглядывая, и я усмехаюсь.

Разумеется, он догадался, что Кайо не совсем имя, скорее, результат моей детской наивности.

Мы с ним только разделились, когда в лесу заплутала арьёнская травница, и мама пустила ее на ночлег. Птенец все вился вокруг старушки, а та гнала его прочь с криками «Кайо… кайо…». По крайней мере, так мне тогда послышалось. Ты сказала, что это значит «парящий», и поскольку другими вариантами имени для тьмы были Черныш и Сластена, я без раздумий оставила чарующее и непонятное Кайо.

И уже много позже ты призналась, что солгала. Что на самом деле травница кричала «ёкай», а это арьёнский демон. Тогда я рыдала, а сейчас… сейчас понимаю, что лучше с демоном на плече, чем с тысячей демонов в уме и сердце.

– Он необычный ёкай, – отвечаю я Волку, пока Кайо трется круглой головой о мою щеку.

– Не сомневаюсь.

– А где?..

Спросить про Искру я не успеваю, потому что она сама входит в комнату будто прямо из стены. В свежей одежде, с аккуратно переплетенной косой, сжимая в руках охапку черной солдатской формы. Заметив меня, улыбается, оглядывается и каменеет.

Я вижу, как тает ее улыбка, как отливает от лица кровь.

И на одно безумное мгновение хочу вернуться обратно в темницу, лишь бы не произносить страшных слов.

– Он мертв.

Южный берег Трогмерета породил немало легенд. Некоторые я знала с детства, другие открываю для себя до сих пор. Но одну, самую яркую, самую обжигающую, ту, в которую уже давно никто не верит, стоило слушать внимательнее.