Наконец всё закончилось. В целом. Меншиков открыл глаза. Чуть повёл взглядом в сторону и наткнулся на свой пистолет. Тот лежал там, куда он сам его положил… во сне…

– Сон, значит, – произнёс он, беря оружие и осматривая.

– Максим Иванович, не берите близко к сердцу, – вкрадчиво и излишне осторожно сказал прибежавший адъютант, слишком очевидно пытаясь его подбодрить. – Мало ли какая жуть приснится?

– Жуть? – повёл бровью Меншиков. – Не сказал бы. У неё удивительно приятный голос. Она классная девчонка, – после чего крутанул пистолет на пальце и лихо запихнул в кобуру. – Что там с той дурындой? Допросили уже?

– Так точно. Допросили.

– Кто такая?

– Молчит.

– Совсем молчит?

– Совсем.

Меншиков поднял кинжал, который остался валяться там же, где девушка его выронила. И, чуть покачиваясь, направился к выходу. Тело ещё не до конца отошло.

– Максим Иванович, Вас ожидает Мехмет Зияеттин Эфенди.

– Кто это?

– Шейх-уль-ислам.

– Очень ёмко и полезно, – с нескрываемым сарказмом произнёс Максим.

– Султан османов имеет титул халифа – главы всех мусульман. Мехмет Зияеттин Эфенди – его заместитель по Османской Империи. В ней он руководит духовным наставничеством от его имени.

– Один ждёт?

– Нет, – покачал головой адъютант. – Он пришёл с Вселенским патриархом и главным раввином Порты…

Разговор с этой троицей не заладился сразу. Они пытались перекричать друг друга и обвинить во всяких гадостях. Осторожнее всего держался раввин, но и он нет-нет да срывался, вступая в ругань. Их претензии были понятны. Погромы. Вселенский патриарх был заинтересован в том, чтобы погромы продолжались, так как от материального благополучия прихожан прямо зависели и его финансовые возможности. Поэтому патриарх не понимал, почему войска русских мешают православным людям творить торжество истинной веры. Как несложно догадаться, и шейх, и раввин имели на данный вопрос совсем другой взгляд. В корне противоположный тому, что озвучивал патриарх. Но и между собой они грызлись. В общем и целом эта троица выглядела так, словно три голодные собаки лаялись, пытаясь отжать себе кость.

– Иисус говорил, что нужно убивать и грабить тех людей, что верят иначе? – наконец не выдержал и спросил Максим у патриарха.

– Нет, но…

– Тихо! Достаточно. Полагаю, что вы все, – окидывая взглядом эту троицу, произнёс Меншиков, – согласитесь, что убивать и грабить во имя Всевышнего – постыдный поступок. Что молчите?! – рявкнул он, и эти трое закивали. – То-то же. Поэтому на правах суверена Восточно-Римского царства я утверждаю: отныне в его пределах установлен закон. Любой, совершивший любое преступление во имя Всевышнего, повинен смерти. Ибо это прямое оскорбление Всевышнего. Любой человек, призывающий совершить преступление во имя Всевышнего, повинен смерти. Ибо это бросает тень на непогрешимую репутацию Всевышнего. Имущество виновного, разумеется, после казни переходит казне. Ибо кесарю – кесарево, а Богу божье. Ещё вопросы?

Тишина.

Эта троица стояла, вылупившись на Меншикова, не веря услышанному.

– Что вытаращились?! – вновь рявкнул он. – Идите! И чтобы к вечеру весь город об этом знал! Каждый пёс! Каждый бешеный ублюдок, что потерял всякое человеческое обличье!

– Но нельзя же так… сплеча… – проблеял Вселенский Патриарх.

– Почему?

– Людей нельзя просто так убивать, – осторожно заметил раввин.

– Почему?

– Но… это же смерть… Вы же прерываете их жизнь… Вы прерываете замысел Всевышнего… – тихо произнёс шейх.

– А почему вы считаете, что их смерть не есть его замысел? Он всесильный, всемогущий и всеведущий. Вы думаете, что, если бы он посчитал иначе, он не отвёл бы человека от преступления?

– Нет, но…

– Что НО?! Вы НЕ считаете Всевышнего всесильным, всемогущим и всеведущим?

– Нет, конечно, нет.

– Хорошо. Я рад, что в этом мы сходимся с вами, – произнёс Максим и, кивнув им на прощанье, отправился дальше. Ему безумно интересно было пообщаться с той девушкой, что покушалась на него. Ему казалось, что она как-то связана с этим странным сном. Сном ли? В любом случае этот странный эпизод в храме стал поворотным для всей его жизни. Наш герой был уверен, что от психической и физической перегрузки былая травма дала осложнения на голову. Но он не собирался больше сдерживаться. В нём что-то сломалось. Тормоза, что ли. Ограничители какие-то. И он закусил удила…

Введение драконовских мер позволило навести порядок в Константинополе в кратчайшие сроки. Крови пришлось пустить, правда, изрядно. Но для Константинополя это обычное дело. За века своего существования он и не такое видел.

Поначалу-то народ не поверил. Но после того, как люди Меншикова начали развешивать вдоль улиц гирлянды из «духовных лидеров», призывавших ко всякой пакости, да беззастенчиво расстреливать ежедневно по несколько тысяч мародёров, грабителей и прочих «деятелей искусства», всё как-то поутихло. Страшно людям стало шалить. И вуаля – недели не прошло, как на улицах древнего города вновь установился относительный порядок. А пока он наводился – подтягивались делегаты, призванные Максимом… Да-да. Делегаты.

После того странного случая в Святой Софии нашего героя словно перемкнуло. Он и раньше не отличался особенной закомплексованностью, регулярно «протекая крышей». По мелочи. Максимум какая-нибудь неудачная, но далеко идущая шутка в духе «воскрешения». А тут… тут «крышу» у него просто сорвало.

Он взял и без всякого стеснения отослал всем заинтересованным лицам информацию о том, что ОН подписывает от имени России мир с Центральными державами. Если кто хочет – пусть присоединяется. Если нет – потом сами будут договариваться в частном порядке. Не успеют? Идут к лешему. Не захотят? Козе в трещину. В общем – эти вопросы Меншикова уже волновать не будут… и Россию тоже.

Дерзко?

Да куда там!

Конечно, формально Максим как суверенный монарх новообразованных государств имел все права и полномочия заключать мир с кем угодно. Сюзерена-то у него более не было и вассального положения тоже. За свои земли мог, но никак не за Россию. Формально… Но тут был момент…

В той ситуации, что сложилась к осени 1916 года, в России не было легального и легитимного[7] правителя и вести переговоры было некому. Ведь Император был убит, как и его ближайшие наследники. Собранный для преодоления династического кризиса Земский собор ещё даже толком не собрался и ничего не решил. Временное правительство, как и прочее руководство страны, имело легитимности не больше, чем бродячие собаки. В общем – красота.