Объясняется он тем, что просто самая обработка земли при тех незначительных делянках, которые приходятся на долю каждого домохозяина, весьма неудобна; факт этот вполне сознается наиболее зажиточной и развитой частью крестьянского населения, и он вызвал, со своей стороны, два явления, которые следует признать самими характеристичными для определения настоящего положения крестьянского землевладения. Во-первых, в некоторых селениях (Кравкове, Головине, части сел Федрина и Загарина) состоялись приговоры о разделении общинной земли на подворные участки. Во-вторых, в весьма многих селениях отдельные домохозяева вносят выкуп за свои наделы и требуют выдела их из общинной земли. Подобные случаи встречаются в селах: Репьевке, Самойкине, Окуловке и многих других; они встречались бы гораздо чаще, если бы было поболее порядка в крестьянском управлении, теперь же некоторая неясность закона, усиливаемая еще недостатками крестьянского управления, невольно задерживает случаи выкупа»[156].

Но этим не исчерпываются неудобства общинного землевладения. Связанная с ним обязательность севооборота также немало затрудняет усовершенствование земледелия.

Возможны ли радикальные улучшения земледелия, например, в Торховской общине Тульской губернии, где «ни огораживать своих полей, ни изменять системы полеводства не дозволяется», или в Погореловской общине Костромской губернии, где ведется трехпольная, обязательная для всех, система полеводства»? Такие общины вовсе не составляют исключения; напротив, существующие в них порядки могут быть признаны общим правилом, основанным на том простом соображении, что в случае огораживания полей или изменения системы полеводства каким-нибудь членом общины – «пришлось бы для одного всем стесниться в выпуске скота на пар и на жнивье»[157]. По заявлению старшины и крестьян Тихоновской волости Калужского уезда – «ни одна хозяйственная работа не может быть выполнена так, как бы желательно было отдельному домохозяину: троить пар, когда все только двоят, ему не позволят, потому что пар служит выгоном для скота; посеять озимую рожь раньше других он по той же причине не может; начать сенокос он должен тоже в одно время с другими, ибо косить нельзя до раздела покосов, а косить после других нельзя, потому что надо перегонять с парового поля скот; и так решительно во всех работах встречаются подобные препятствия». Нечего и говорить о введении новых культурных растений. Это невозможно, если они «высеваются позже наших растений, по снятии которых мирской скот все вытопчет»[158]. Поэтому можно сказать, что совершенно неизбежна борьба между общиною, с одной стороны, и общинниками, видящими выгоду в изменении системы полеводства и имеющими необходимые для того средства. И нетрудно предсказать, на чью сторону склонится победа: «богатый бедного всегда засилит», – говорят крестьяне; в данном же случае богатое меньшинство будет «засиливать» бедняков с помощью самого страшного оружия, какое когда-либо создавалось историей, т. е. с помощью усовершенствованных средств производства.

Много бумаги исписано было нашими народниками для доказательства того положения, что община сама по себе, т. е. по сущности лежащего в ее основе принципа, не враждебна никаким усовершенствованиям в земледелии. Стоит только всем членам данной общины взяться за такие усовершенствования, а еще лучше – ввести коллективную обработку полей, говорили они, и дело не только не затруднится, но, напротив, будет значительно облегчено отсутствием частной собственности на землю. Это, конечно, справедливо, но ведь мало ли возможностей, переход которых в действительность мыслим лишь при известных, невозможных в данное время, условиях?

Ах, кабы на цветы да не морозы,

И зимой бы цветы расцветали!

справедливо говорит песня. Но возможно ли, чтобы в нашем климате зимой не было морозов! Нет? Ну так и цветы не расцветут зимою иначе как в теплицах. Наши крестьяне могли бы есть устрицы и запивать их шампанским, если бы… если бы имели для этого средства. Неотвязный вопрос о средствах всегда был холодной водою, охлаждавшей порывы пылкой маниловской фантазии. Если бы все наши крестьяне имели средства не только для обработки своих полей по усовершенствованным системам, но просто для поддержания традиционного трехпольного хозяйства, – то у нас не было бы и того аграрного вопроса, над решением которого так усердно и так безуспешно трудятся народники. Действительность говорит, что таких средств у огромной части нашего крестьянства нет, а раз их нет, то ни отдельным домохозяевам, ни всему государству нет ни охоты, «и основания откладывать улучшение земледельческой культуры до тех пор, пока «поправится» большинство общинников: ведь наша допотопная соха и без того уже довольно подгадила нам в борьбе за рынок, хотя бы с американцами, не откладывающими употребления паровых плугов до золотого века братства и равенства.

Мы можем сказать, следовательно, что введение усовершенствованных способов земледелия явится новым фактором разложения нашей общины, если только каким-нибудь чудом не исчезнет неравенство, уже существующее в современной, «пореформенной» деревне. Но о чудесах ниже.

Что же такое, однако, это усовершенствованное земледелие? Представляет ли оно собою отрицательное условие общественного развития, продукт окружающих земледельца неблагоприятных влияний – или, напротив, является оно результатом устранения этих неблагоприятных влияний, следствием повышения уровня материального благосостояния крестьян? Нам кажется, что второе предположение вернее первого. Теперь большинство крестьян очень бедно, а круговая порука грозит разорением даже зажиточному их меньшинству. Понятно, что им теперь не до интенсивной культуры. Но поставьте их в лучшие условия, снимите давящий их податной гнет – и сама круговая порука перестанет быть грозою богатых крестьян: меньше несостоятельных общинников – меньше и ответственности за них. Уверенная в своем будущем, зажиточная часть крестьянства задумается о серьезных улучшениях в земледелии. Но тогда-то и столкнется она с общиной, тогда-то и придется вступить с нею в смертельную борьбу. Перед нами опять вырастает, следовательно, тот вывод, что улучшение материального благосостояния крестьян увеличит неустойчивость общинного землевладения, сделает более частым явление, и теперь уже встречающееся, например, в Тамбовской губернии, где «богатеющие крестьяне заводят владение участковое, а пока они бедны, держатся владения общинного, с переделом полей»[159]. Плох, плох наш больной! Он истощен теперь до такой степени, что разлагается заживо, и в то же время все питательные вещества, рекомендуемые нашими легальными народниками-гомеопатами, как средство восстановления его сил, – могут только ускорить начавшееся разложение.

Но не пора ли нам кончить с общиной? Не указаны ли уже нами все факторы ее разложения? О нет! Таких факторов много, очень много. Все принципы современного хозяйства, все пружины современной экономической жизни находятся в непримиримой вражде с общиною. Вследствие этого, надеяться на ее дальнейшее самостоятельное «развитие» так же странно, как странно надеяться на долговечность и дальнейшее размножение вытащенной на берег рыбы. Дело не в том, на какой крюк посажена рыба, а в том – приспособлены ли ее дыхательные органы к окружающей