чтобы получить на пользование землею право, ограниченное иногда лишь пределами его собственной рабочей силы. А община и вовсе была господином занятой ею территории, она распоряжалась всюду, куда ее топор, коса и соха ходили. Крепостное право сковало и принизило земледельца, но не изменило его отношения к земле. «Мы ваши, а земля наша» – говорили крестьяне помещикам. Но вот пришло время, когда крестьяне перестали быть барскими, но за то и земля перестала быть крестьянскою. Ее нужно выкупать, платить за нее деньги. Что такое деньга? Это прежде всего товар, и при том совершенно особенного свойства, товар, за который покупаются все другие товары, который служит мерилом и выражением их стоимости. Само собою понятно, что этот особенный товар не может быть исключен из действия общих законов товарного производства и обращения. Напротив, он является носителем этих законов, он распространяет их действие всюду, куда забрасывает его случайность той или другой меновой сделки. Но каковы же законы товарного производства? Что такое товар и откуда он берется? Товарное производство развивается лишь в том обществе, где средства, а следовательно, и продукты производства составляют частную собственность производителя; без этого условия никакое разделение труда недостаточно было бы для его возникновения. Таким образом, товарное производство представляет собою следствие развития частной собственности. Деньги, естественно вырастающие из обмена товаров, также точно предполагают частного собственника, как предполагает его, говоря вообще, весь процесс товарного производства. Отдельные члены общины могут приобрести деньги лишь в обмен за те или другие предметы их частной собственности, хотя бы собственностью этого рода и являлись продукты обработки общинной земли. Эти-то деньги крестьянин и должен платить теперь в виде выкупа.

Но «деньги родят деньги», между прочим, и в том смысле, что купленные за них средства производства и предметы обработки сами составляют уже меновую стоимость, эквивалентную заплаченной за них денежной сумме и способную к новому превращению в деньги, по желанию приобретателя. Следовательно, предметы, купленные тем или другим лицом, должны составлять его частную собственность. Такова бесспорная логика денежного хозяйства. Эта-то логика и вступает в борьбу с традицией общинного землевладения. Выкупная операция приводит крестьянский мир к противоречию, разрешимому лишь посредством окончательного разрушения общины. В силу привычки, предания, а частью и сознательного убеждения, он стремится сохранить старый коллективный принцип владения землею, после того как способ приобретения этой земли стал всецело основываться на новом, денежном, индивидуалистическом принципе. Само собою понятно, что стремление это неосуществимо, что невозможно передать в коллективную собственность мира предметов, приобретенных в обмен за частную собственность отдельных домохозяев.

«Хотя по Положению о выкупе крестьянские наделы выкупаются в общинную собственность, – говорит г-н Личков, – тем не менее, уплата выкупа, по обычаю (т. е. в силу фактов, которые всегда сильнее всяких юридических норм, тем более всяких юридических противоречий), в большинстве общин производится членами общины, сообразно количеству земли. По мере уплаты, величина выкупной платы с каждым годом уменьшается. Последствием этого может оказаться вот что: усердно платившие выкуп, иногда даже в течение двух-трех десятков лет, могут лишиться при переделе значительной доли выкупленной ими земли, и, наоборот, не платившие ничего могут получить землю даром. Иными словами, каждый новый взнос части выкупной суммы, по-видимому, увеличивая собою права платящего на выкупаемую землю, тем самым приближает его к тому времени, когда он фактически лишится этих потом и кровью заработанных прав, при первом же переделе земель общины. Понятно, что мужик не мог не заметить этого практического противоречия». Мы уже видели, что противоречие это разрешается уничтожением переделов и закреплением земли за теми членами общины, которые платили за нее выкуп.

К январю 1883 года выкуплено было 20.353.327 десятин крестьянской земли. А так как во владении крестьян всей земли считается 120.628.246 десятин, то на основании предыдущего мы можем сказать, что выкупная операция успела уже поставить в условия, несовместимые с общинным принципом, шестую часть крестьянских земель.

До какой степени несовместим принцип общинного землевладения с выкупом или покупкой земли на деньги – ясно из следующего. В Московской губернии некоторые крестьянские общества, помимо надельной земли, имеют еще «дарственную землю», т. е. полученную в дар при выходе на волю от своих бывших помещиков. За исключением одной только деревни, «владение дарственной землею везде общинное». В тех же случаях, когда крестьянские общества покупают помещичьи земли, «владение доставшимися каждому двору долями установляется всегда подворно-наследственное, при котором каждый двор получает право свободного распоряжения и отчуждения части или всей своей доли посредством продажи, дарения и т. п. Таким образом, размер доли каждого двора, участвовавшего в покупке земли, остается постоянным»[165].

Точно так же и в Псковской губернии, в тех случаях, когда крестьяне «приобретают имения, чему есть немало примеров», владение установляется «необщинное».

Но и этим дело не ограничивается. Г. Ник. справедливо замечает, что «выкуп вынуждает производителя обращать все бóльшую и бóльшую часть продукта своего труда в товар и, следовательно, все более и более упрочивать основы капиталистического хозяйства».

Из сказанного ясно, до какой степени наивны народники, видящие в развитии мелкого поземельного кредита средство упрочения общины и борьбы против капитализма. По своему обыкновению, они рекомендуют как раз те меры, которые могут только ускорить торжество ненавистных им буржуазных отношений. С одной стороны, «все проекты, стремящиеся улучшить материальное положение производителя, основанные на кредите, не только не могут улучшить этого положения, но совсем напротив, улучшая положение немногих, ухудшают положение большинства». С другой стороны, купленные земли всегда, а выкупленные – очень часто, – и чем лучше земля, тем чаще, – переходят в личное владение приобретателя.

В случае аренды помещичьих или казенных земель, крестьянский мир также превращается в компанию ответственных друг за друга пайщиков, в которой распределение арендованной земли совершается сообразно количеству внесенных денег. При чем же здесь община, при чем «вековые устои»?

Впрочем, не одни только мирные народники умиляются перед фактами весьма сомнительного значения. Таким «прекраснодушием» могут похвалиться даже и террористы. Г-н Тихомиров, например, в своей войне против людей, убежденных в «неизбежности русского капитализма», – указывает на то обстоятельство, что «количество земель, принадлежащих крестьянам, медленно, но постоянно возрастает». Он считает, по-видимому, этот факт настолько многознаменательным, что не сопровождает его никакими комментариями. Но после всего сказанного нами о значении денежного хозяйства в истории разложения общины, мы имеем право считать возрастание крестьянского землевладения фактом, по крайней мере, очень двусмысленным. Действительность вполне оправдывает наш скептицизм.

В Московской губернии количество купленных крестьянами земель «увеличилось за 12 лет с 17.680 десятин до 59.741». Мы видим здесь, стало быть, именно указываемое г-ном Тихомировым «медленное, но постоянное» возрастание. Прекрасно, как же распределяется эта новая земля