между крестьянами? Из 59.741 десятины «31.858 дес. принадлежит всего 69 владельцам, т. е. выходит из размеров крестьянского хозяйства, а 10.428 десятин состоит из владений, превышающих 100 десятин»[166] Как понимать такого рода «крестьянское землевладение»? Доказывает ли оно, что буржуазный строй не может иметь места в России? О г-не Тихомирове можно сказать в этом случае то же, что говорил когда-то Прудон об Ад. Смите: он видит и не понимает, он рассказывает и не разумеет смысла своего рассказа!

Теперь пора нам кончать с общиной. Мы изложили свой взгляд на ее историю вообще и на положение ее в России в частности. Мы подтверждали свои слова фактами и примерами, заставляли часто говорить за нас самих народников. Наше исследование по необходимости было бегло и поверхностно. Мы не только не могли перечислить всех подтверждающих нашу мысль и уже замеченных исследователями явлений; но пределы нашего труда не позволили нам указать даже на все те, очень важные теперь в жизни земледельца, тенденции, развитие которых несовместимо с общинным принципом. И, несмотря на все это, мы можем сказать, что наши положения не были голословными. Приведенных примеров, указанных тенденций совершенно достаточно для защиты наших положений. Серьезное сомнение невозможно. Всякий беспристрастный наблюдатель видит, что наша община переживает тяжелый кризис, что самый этот кризис близится к концу, и первобытный аграрный коммунизм готовится уступить место личному или подворному владению. Многоразличны виды этого владения, часто внедряется оно в деревню под покровом привычных общинных отношений. Но старая форма не в силах изменить новое содержание: она сама должна будет примениться к нему или погибнуть окончательно. И этот переворот, совершающийся все с бóльшей и бóльшей интенсивностью, этот процесс разложения, с каждым днем распространяющийся и в «ширь», и в «глубь», охватывающий все более и более широкое пространство – вносит коренные изменения в привычки и миросозерцание крестьян. В то время, как наши славянофильствующие революционеры утешаются тем соображением, что «три четверти» наших фабричных рабочих «вовсе не пролетарии, а половина работает на фабриках временно и чуть не случайно»[167], – сами крестьяне отлично сознают, что современная община далеко не такова, как была прежде, и что связь земледельца с землею разрывается все более и более. «Бегут молодые-то, друг мой сладкий, бегут от земли… Город их смущает», говорят крестьяне в «Деревенских буднях» г. Златовратского. И действительно, город все более и более подчиняет себе деревню, он вносит в нее свою «цивилизацию», свою погоню за наживою, свой антагонизм между богатыми и бедными; он возвышает одних, принижает других, создает «образованного» кулака и целую армию «воздушного народа», игнорирует иеремиады деревенских старичков и безжалостно вырывает почву из-под ног наших реформаторов и революционеров старого, так сказать, физиократического пошиба. Здесь-то на отношении к этому процессу коренной переделки наших деревенских «устоев» и выясняется все бессилие того миросозерцания, которое Маркс и Энгельс заклеймили названием метафизического. «Для метафизика вещи и их умственные образы, т. е. понятия, суть отдельные, неизменные, застывшие, раз-навсегда данные предметы, подлежащие исследованию один после другого и один независимо от другого. Он мыслит законченными, непосредственными противоположениями; речь его состоит из: да – да, нет – нет, что сверх того, то от лукавого. Для него вещь существует или не существует, для него предмет не может быть самим собою и одновременно быть чем-нибудь другим». Именно таково миросозерцание и приемы мысли г-на Тихомирова. Для него «народ» есть застывшее, неизменное, раз-навсегда данное понятие, для него община «существует или не существует», для него крестьянин общинник «не может быть самим собою и одновременно быть чем-нибудь другим», т. е., в данном случае, представителем принципа индивидуализма, невольным, но зато и неудержимым разрушителем общины. Г-н Тихомиров «мыслит законченными непосредственными противоположениями», ему непонятно, как можно признавать полезное действие капитализма и в то же время организовать рабочих для борьбы с ним, как можно отстаивать принцип коллективизма и в то же время видеть торжество прогресса в разложении одного из конкретных проявлений этого принципа. В качестве «человека, последовательного и умеющего собою жертвовать», наш метафизик полагает, что людям, убежденным в «исторической неизбежности русского капитализма», остается лишь поступать на службу к «рыцарям первоначального накопления». Его аргументация может быть классическим образчиком метафизического мышления. «Рабочий, способный к классовой диктатуре, почти не существует. Стало быть, политической власти ему не доставишь. Не гораздо ли выгоднее временно совершенно оставить социализм, как бесполезную и вредную помеху ближайшей и необходимой цели?» Г-н Тихомиров не понимает, что рабочий, не способный к классовой диктатуре, может ежегодно и ежедневно становиться все более и более способным к ней, и что рост этой способности в значительной степени зависит от воздействия людей, понявших смысл исторического развития. Речь нашего автора «состоит из: да – да, нет – нет, что сверх того, то от лукавого».

«Этот способ мышления кажется нам, на первый взгляд, потому вполне верным, что он присущ так называемому здравому смыслу. Но здравый человеческий смысл, почтенный спутник в домашнем обиходе, между четырьмя стенами, переживает крайне удивительные приключения, лишь только он пускается в далекий путь исследования».

Мы знаем уже, какие «удивительные приключения» пережил здравый смысл г-на Тихомирова во время своих странствований в области посылок: от него не оставалось часто и слабого воспоминания. Но история этого здравого смысла есть, в конце концов, тоже диалектическая история. Он не существует и существует в одно и то же время. Он разбивается о подводные камни посылок и, несмотря на это, он, как воскресший Рокамболь, снова является во всей красе на более торной дороге умозаключений.

Мы не упустим, конечно, случая опять встретиться с этими веселым спутником. Но теперь нам нужно приостановиться, чтобы запомнить направление пути, уже пройденного нами по инициативе г-на Тихомирова.

6. Мелкое землевладение

Мы видели, что в области обрабатывающей промышленности крупное капиталистическое производство развивается теперь «безостановочно»; что, вооруженное силою капитала и могуществом современной техники оно все более и более сбивает с позиции, побеждает и покоряет мелких производителей. Мы сказали затем, что к услугам крупного производства всецело готов внутренний рынок, да и на международном – для него закрыты далеко не все пути и выходы. Мы заключили отсюда, что в этой сфере не только ближайшее будущее, но и настоящее принадлежит капитализму. Но мы вспомнили, что народники видят в общине несокрушимый оплот против капитализма в нашей стране, где главная доля народного труда обращена до сих пор на земледелие. Тогда мы обратились к общине и постарались изучить ее современное положение. Это изучение привело нас к тому выводу, что община разрушается под гнетом налогов, разлагается под влиянием денежного хозяйства и обнаружившегося