Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Джентльмен не может жить, следуя договоренностям других.
— Не все живут только ради собственных удовольствий.
— Но мы с вами так и делаем.
Год назад Хелена стала бы категорически возражать против подобного утверждения. Но сейчас это было бы лицемерием. Отвернувшись к окну, она вновь пожалела, что ей не удалось подвигнуть Эндрю на сопротивление матери.
Эта неудача изменила Хелену. Во многих отношениях к лучшему. Она решила, что больше никогда не допустит крушения своих самых заветных желаний. Получив наследство, она ни секунды не колебалась, прежде чем вложить этот капитал в издательское предприятие. Наладив дело, она настояла на издании рукописи, которую Эндрю держал запертой в ящике своего стола. Рецензии, которые он получил после публикации первого тома, так вдохновили его, что несколько месяцев он не ходил, а порхал по воздуху, горячо благодаря ее при каждой встрече.
Но в то же время потеря Эндрю закрыла внутри невидимую дверцу. Счастье, которое они когда-то испытали вместе, превратилось в нечто сокровенное и недосягаемое. Ни один джентльмен не мог даже приблизиться к тому, чтобы заменить Эндрю. И ни один даже не пытался.
Хелена хотела только того, что могла бы иметь, будь этот мир идеальным.
Фиц насвистывал, просматривая отчет, который держал в руке. Милли не знала, каким он был до того, как оказался обремененным разваливающимся поместьем. Для человека, все надежды которого были жестоко разбиты, он вел себя с безупречным достоинством, похоронив свое разочарование и посвятив себя обязанностям.
Не то чтобы она считала недостойным насвистывание в собственном доме — нет, просто она желала, чтобы это случилось раньше. Чтобы он не нуждался в письме от миссис Энглвуд для того, чтобы вдохновиться на подобное поведение.
Конечно, у них тоже бывали хорошие моменты. Семейное празднование Рождества в Хенли-Парке стало чудесной традицией. Их друзья охотно принимали участие в ежегодной августовской охоте. Не говоря уже об успехе «Кресуэл энд Грейвс», превратившейся из умирающей фирмы в процветающее предприятие.
Правда, эти успехи никогда не заставляли его насвистывать.
И дело не только в насвистывании. Его взгляд стал отсутствующим, на губах играла загадочная улыбка. Все его поведение изменилось, из добросовестного женатого джентльмена, который занимался счетами, арендаторами и банкирами, он превратился в ничем не обремененного юношу, у которого на уме только мечты и приключения.
Юношу, каким он был, прежде чем судьба явила ему свой суровый лик.
Это было время, которого Милли не знала: счастливая, беззаботная юность, которой он наслаждался, пока в его жизни не появилась она, ознаменовав начало конца.
— Надеюсь, я не причинила никому особых неудобств, собрав вас так неожиданно.
Милли вздрогнула, очнувшись от своих мыслей. В гостиную вошла Венеция, как всегда, невыразимо прекрасная.
— Конечно, нет, — отозвалась Милли. — Я буду только рада компании.
Фиц отложил в сторону отчет и усмехнулся, глядя на сестру.
— Ты соскучилась по нашему обществу или есть другая причина для…
Он замолк, видимо, заметив то же самое, что и Милли: кольцо на левой руке Венеции.
— Да, — сказала та, опустив глаза на свое обручальное кольцо. — Я вышла замуж.
Ошеломленная, Милли бросила взгляд на мужа, который выглядел не таким потрясенным, как она ожидала.
— И кто же этот счастливчик? — поинтересовался он.
Венеция улыбнулась. Милли не взялась бы утверждать, что это была счастливая улыбка, но она была такой ослепительной, что у нее перед глазами закружились темные точечки.
— Лексингтон.
Теперь и Фиц выглядел таким же ошарашенным, как и Милли.
— Любопытный выбор.
В гостиную влетела Хелена.
— Почему вы снова говорите о Лексингтоне?
Венеция вытянула к ней свою левую руку. На ее пальце мягко сияло золотое кольцо.
— Мы с Лексингтоном поженились.
Хелена рассмеялась. Когда никто не присоединился к ней, она резко оборвала смех.
— Ты, наверное, шутишь, Венеция.
Бодрость Венеции нисколько не поблекла.
— Насколько я знаю, сегодня не первое апреля.
— Но почему? — воскликнула Хелена.
— Когда? — одновременно спросил Фиц.
— Сегодня утром. Завтра в газетах появится объявление. — Венеция снова улыбнулась. — Не могу дождаться, когда увижу его музей.
Милли хватило секунды, чтобы вспомнить о частном музее естественной истории, которым владел герцог Лексингтон, и об энтузиазме, выказанном Венецией относительно него. Но это было игрой, рассчитанной на Хелену. Неужели радость, которую демонстрирует Венеция, тоже игра?
— Но почему так поспешно? — спросила Милли.
— И почему ты ничего не сказала нам? — взвилась Хелена. — Мы могли бы отговорить тебя от этого ужасного поступка.
Фиц нахмурился.
— Хелена, разве так надо разговаривать с Венецией в день ее свадьбы?
— Тебя там не было, — нетерпеливо отозвалась та. — Ты не слышал отвратительные вещи, которые он говорил о ней.
Фиц задумался, бросив взгляд на талию Венеции. Это был быстрый взгляд украдкой, и, если бы Милли не наблюдала за ним, она ничего бы не заметила.
— Скажи мне правду, Венеция, — сказал он. — Тебе понравилось путешествие через Атлантику?
Вопрос казался не имеющим отношения к делу. К удивлению Милли, Венеция покраснела.
— Да, — ответила она.
— И ты уверена в Лексингтоне?
— Да.
— В таком случае прими мои поздравления.
— Не вижу, с чем здесь можно поздравлять, — заявила Хелена. — Все это ужасная ошибка.
— Хелена, хотя бы в моем присутствии, ты не могла бы воздержаться от непочтительных замечаний в адрес своего деверя? Если Лексингтон поднялся достаточно высоко в глазах Венеции, тебе следует отказаться от своих предубеждений и принять ее решение.
Фиц редко переходил на назидательный тон, но его сдержанное осуждение исключало всякие возражения. Хелена прикусила губу и отвернулась. Венеция была удивлена и благодарна.
— Очевидно, ты скоро отбываешь на свой медовый месяц, Венеция? — поинтересовался Фиц.
— Да, сегодня.
— Тогда не будем терять время, — сказал он. — Наверняка у тебя полно дел, о которых нужно позаботиться перед отъездом. Перейдем в столовую?
Поскольку джентльмены не носили свадебных повязок, мачеха не сразу атаковала Кристиана вопросами. Но она знала, что он не попросил бы ее приехать без мужа, если бы не собирался сообщить что-то важное.