– Ладно, я попробую, – сдаюсь я, стискивая зубы.

– Тогда всем удачи. – Утешительница хлопает в ладоши, активируя программу.

В ушах начинает звенеть, кожа словно обугливается, а мышцы превращаются в вату. Зрение обостряется. Мне больно от такой четкости. И… кажется, я читаю страхи.

О, эти люди обманывают: они не спокойны. В комнате девять сердец, молящих о свободе. И я могу им устроить побег.

Стоп.

Это же просто – окаменеть, пока не закончится урок. Пока мои локоны вновь не потемнеют.

Но зачем, когда девять сердец вот-вот вырвутся из грудных клеток?

Я впиваюсь взглядом в Дэнни. Шум в ушах нарастает. За гранью реальности я слышу предупреждение:

– Забудьте о зрительных контактах.

– А ты боялась, – смеется моя соседка. – В этом нет ничего страшного!

Зато в тебе – есть. Я ломаю разделяющий нас барьер. Между мной и Дэнни появляется белая нить. Теперь я вижу, чего боится девочка, обожающая кроссворды. Не обнулиться, нет. Ей страшно остаться одной. Страшно, что ее бросят родители. Страшно забыть настоящий цвет своих волос.

Мой разум трусливо отступает перед чем-то безумным и болезненным. Я слаба, и терпеть это невыносимо.

– Шейра, отведи глаза! – восклицает Рене.

Она не представляет, как я голодна и какой я могу быть жестокой.

Переживания об Элле и Нике всплывают лишь на миг, после чего рассыпаются в пыль, – ко мне переливается карма Дэнни.

– Отведи глаза!

Интересно, моей соседке пойдет седина?

Я проникаю в ее голову. Легко, как вирус проникает в клетку. Вспоминаю вместе с Дэнни, как ее мама и папа играли в мяч. Она болела за отца. Картинка смазана. Дальше – как они красили забор. Родители смотрели на дочь, испачкавшуюся, но довольную.

Я внезапно понимаю: мы знакомы. И с ее мамой, чьи волосы растрепаны, а лицо не выражает ни радости, ни печали, – Эмили. И с отцом – Вилли.

Вот кого они так отчаянно ждут.

И я не посмею забрать у них надежду. Даже в виртуальной реальности.

Монстр продолжает выкачивать из девочки карму. Байт за байтом.

Трясущимися пальцами я снимаю линзы. Во мне нет сил разорвать связь – я сбегаю. Как трусиха. Хотя союз «как» смело можно вычеркнуть.

Я вновь в комнате с белым кафелем. Последние неподвижно наблюдают за виртуальной реальностью, но спустя секунду «оживает» Рене.

– Ты молодец, – хвалит меня она. – Принести воды?

– Нет! – Я вываливаюсь в коридор. – Не ходите за мной!

Подальше, подальше от позора. От слабости, заполняющей меня все быстрее. Я не лучше монстров, блуждающих за городом. В моих глазах есть и будет тьма, даже если зрачки побелеют. И как бы я ни сопротивлялась, во мне скоро угаснет жалость. Я перестану ненавидеть себя.

Я втягиваю запах таблеток вперемешку со свежестью утра – в третьем блоке вечно распахнуты окна – и мчусь, не разбирая дороги. Благо, утром здесь безлюдно. И только когда легкие отказываются принимать кислород, а перед носом появляется вывеска лабораторного крыла, я замедляю шаг. В полумраке спит пустой коридор. На стуле похрапывает охранник.

Я читаю вывески. Операционные, склады, фамилии ученых… и среди них – имя человека, сохранившего меня. Того, чью флешку я до сих пор ношу под толстовкой.

Рука тянется к кулону. Что же ты прячешь, Ларс? Вот оно, сердце твоих тайн. Сокровенные строки программного кода.

Из кармана охранника торчит карточка. Я аккуратно вытягиваю пропуск и, затаив дыхание, прислушиваюсь к храпу.

У лаборатории Ларса светится красный датчик. Я подношу карточку, и он загорается зеленым. Не оглядываюсь – страшно.

В нос бьет запах пыли. Здесь давно никого не было: потолок оброс паутиной, планшеты и серверы отключены от питания, стол завален флешками, а с потолка свисает железка, отдаленно напоминающая «молодчинку». На стуле лежит папка с электронным замком. Как ни странно, он до сих пор работает. Наверное, на солнечной батарее. Я пытаюсь открыть – тщетно. Требуется пароль. Я прячу папку за пазуху и прикасаюсь к пыльному шкафу.

– Эй! – рявкают за моей спиной.

Как же невовремя вы проснулись, господин охранник.

Тик-так. Тик-так. Часы словно отсчитывают секунды перед взрывом. Кажется, в том мире это называлось бомбой.

Склонив голову и опершись на подоконник, Такер наблюдает за мной, а я что есть мочи втягиваю живот. Папка теперь моя, ищейка. И не надейся.

Мы в кабинете Рене. Утешительница меряет шагами комнату и без конца повторяет:

– Боги, ты же на учете! Как можно было забыть?

– М-м… – я проглатываю ком и собираюсь с мыслями. – Я наткнулась на имя приятеля и заглянула в его лабораторию.

– Откуда вы знаете Ларса? – Такер прожигает меня взглядом. Скоро у него это получится. Я сгорю и поделюсь с ним пламенем.

– Пересекались в городе. Очень… эксцентричный мужчина.

Спина затекла, но сейчас я обязана сутулиться. Лишь бы кофта не обтягивала меня и заветная папка не попала к ищейке. Лишь бы я прочитала Ларса.

Такер прикрывает глаза ладонью и проглатывает смешок. Как родитель, прощающий детскую шалость. Вот только я давно не ребенок, он – не отец. Наша история изначально неправильна, а отношения гниют с первой встречи.

Он ухмыляется и этим унижает меня.

– Пересекались в городе… Очередное совпадение, Шейра. Вы – настоящий сундук с секретами. Сколько в нем темных углов, а?

– Двенадцать двугранных, – огрызаюсь я.

– Вы шутница, – хихикает ищейка.

– До вас мне далеко.

– Что правда, то правда, – мигом серьезнеет Такер. – Вот еще что. Мы нашли в вагоне четыре рюкзака, набитых флешками. Интересно, кто у нас такой богатый?

– Не представляю, – отрезаю я.

– Ладно, – легко соглашается он. – Последнее предупреждение. В следующий раз вы обнулитесь. И никто не будет ждать эти семь дней. – Он гладит меня по голове и аккуратно заправляет за ухо прядь. – Красивые волосы. А цвет какой…

– Не смейте, – шипит Рене, замирая посреди кабинета. – Не смейте ее ломать. Она моя пациентка.

– Как пожелаете, – цедит Такер, подмигивая мне. – До скорого, Шейра.

Он уходит, а я усердно заглушаю его шаги мыслями. Держаться и молчать… Чему, если не молчанию, я научилась за эти пятнадцать лет?

Рене садится за стол. Я позволяю себе расслабиться.

– Иди в палату, – чеканит Утешительница.

– И вы ничего не спросите?

– Тебе мало? Ради бога, Шейра, иди в палату.