– Ну вот скажи, Джин, отчего ты желания не исполняешь? – я издевался над котом, не давая тому завладеть бумажной игрушкой. – Или мне нужно сначала приобрести для этого специальную лампу?

Котенок, неожиданно охладев к игрушке, быстро обернулся в сторону, где обычно мышь осуществляла свои, настораживающие мировую общественность, поползновения.

Я глянул туда же с замиранием – ибо с появлением кота звуки из-под пола, и, должно быть, сама мышь, пропали, не оставив своего нового адреса. Хитрая же зверюга Джин, воспользовавшись моим рассеянным вниманием, обхватил бантик передними лапами. Эта сволочь валялась на пушистой полосатой спине и с наслаждением кусала один конец бумажной игрушки, ритмично избивая ее другой конец задними лапами. А венец природы, обведенный вокруг пальца, растерянно хлопал глазами. Я чувствовал себя тем парижским старьевщиком, которому Виктор Люстиг продал Эйфелеву башню, навешав лапши, будто гордость Парижа продается на металлолом из-за больших расходов муниципалитета на ее содержание.

– Ну ты, стратег, блин! – восхитился я. Но потом мстительно заметил. – Это все оттого, что лампы на тебя нету! И тут же спохватился:

– Постой-ка, постой, и лампа на тебя найдется!

Я извлек из шкафа беленькую китайскую лампу-прищепку, которая, пришпиленная к монитору, была незаменимой вещью при ночной работе. Повертев ее в руках и убедившись в исправности, я расплылся в широчайшей улыбке, обнаружив абсолютно непонятную маркировку «for JN 259».

– Вот, видишь – тут написано для Джинов, родившихся двадцать пятого числа девятого месяца, – я, с самыми честными на юге России глазами, протянул котенку электроосветительный прибор. Тот им заинтересовался, на время оставив полуистерзанный бантик, потрогал лапой, понюхал и смешно чихнул.

– Сейчас я потру лампу – и ты будешь мне должен три желания! Да нет – больше, больше… – заговорил я голосом Михаила Евдокимова и действительно потер лампу. Потом, подражая классическим гопникам, поскреб небритую шею, и хрипло заявил Джину:

– Че, брателло, попал? Ты мне теперь торчишь три желания, – говорить хриплым голосом было трудно, и я съехал на другую тему – мультипликационную. И продолжил уже, как «Вовка в Тридевятом царстве» про «пирожное и морожное», едва сдерживая хлынувшие слюни, начал перечислять, загибая пальцы:

– Хочу… богатства – раз, душевного спокойствия – два, и любви – три! Любви к доброй, порядочной и красивой умнице! Причем, взаимной любви!..

Я поймал себя на мысли, что, на самом деле, озвученные желания имели для меня приоритетность, обратную озвученной. Вспомнился Стивен Кови, и матрица Эйзенхауэра. Способ разбиения дел на 4 группы по характеристикам срочности и важности.

Важны лишь Несрочные Важные дела. И их, единственных, только и нужно делать, никогда не доводя до категории «Срочные и Важные». Остальное просто мусор, который ворует время, силы и вообще жизнь. И я сейчас это лишний раз подтвердил, подсознательно отодвинув именно то, что нужнее всего, на «потом». А ведь завтра – это день, который никогда не наступит…

* * *

Лешич умер месяц назад. Официально – от передоза. Но скорее всего, его очередное изобретение оказалось смертельным не с отсрочкой, как все наркотики, а убийственным сразу и бесповоротно.

Это был сумасшедший и гениальный сукин сын. Нашел его еще покойный Зула, но при нем Лешич выполнял лишь стандартные действия штатного химика, а именно – осуществлял проверку качества наркоты. Той, которую покупали – с ней проблем практически не было. И той, которую сбывали на точках Свина – там бодяжничество случалось нередко. Дилеров исправно карали, но всегда находились те, которые считали себя умнее и хитрее «начальства».

Еще тогда Свин понял, что Лешичу неплохо было бы дать свободу действий, что он и сделал, когда занял место Зулу. Круг интересов Лешича не ограничивался одной химией – он давал бесценные советы в вопросах организации бизнеса, осуществления надзора и даже разработал действенную тактику общения с коррумпированными полицейскими и чиновниками.

Он изобретал новые наркотические препараты, и практически все пробовал на себе – при всем своем высокоразвитом интеллекте Лешич был бесконечно жаден до кайфа. Торчал он постоянно – и, сгорая в этом адовом огне, генерировал гениальные идеи.

Свин надеялся, что химика хватит еще хотя бы на три года – но ошибся. Когда Лешича нашли холодным в его лаборатории, толстяк чуть не плакал – он успел привязаться к этому чудаку и, по-своему, даже полюбить.

Кроме того, за последние полгода прибыль от сбыта наркоты увеличилась почти на 40%, а это были огромные деньги. И весь этот прирост был организован и осуществлен именно Лешичем. Теперь этот завоеванный прирост будет потихоньку уменьшаться – кое-что переймут конкуренты, кое-что устареет и отомрет само. Жизнь не стоит на месте…

Свин перезвонил дяде Лешича и договорился о новой встрече. Встреча состоялась в людном месте на набережной Дона, и подтвердила худшие опасения Бориса Михайловича. Его шантажировали. Дядя Алексея, Вадим, был ненамного старше своего племянника, и некрасивыми, темными, как зрачки, глазами, производил ощущение неприятного человека. Человека, который своего не упустит.

Он и не упустил. Сказав, что у него есть о-о-очень интересный фильм, который был обнаружен в отошедшей ему по наследству от племяша видеокамере. Фильм этот стоит полмиллиона евро и ни центом меньше. Посмотреть? Утром деньги – вечером просмотр. О чем хоть фильм? О, он – будьте уверены – того стоит! Но анонса не будет. Единственное, что дядя согласился указать в дополнительных сведениях – это то, что снято видео было в День независимости США, 4 июля этого года.

Когда была произнесена дата съемки, Свин почувствовал себя выброшенной на берег рыбой – он дважды судорожно вдохнул, но воздуха все равно не хватало. Именно с этим днем было связано одно из самых главных событий последних лет, а может быть – и всей его жизни. Именно это событие нельзя было афишировать ни в коем случае. Это было, мягко говоря, очень опасно.

Похоже, от Вадима не укрылась столь явная заинтересованность лысого толстяка, и в его белесых глазах начало проскальзывать сожаление об озвученной величине гонорара. Но, закуривая сигару Montecristo (Свин это узнал по оставленному сигарному банту, такие же вонючки курил его адвокат Юровский, он еще говорил, что это любимые сигары… как его? а, Хичкока!), алчный дядя зацепил взглядом троицу охранников наркоторговца, и его денежный аппетит заметно притупился. Во всяком случае, пока.

В связи с тем, что Свин соврал, будто на сбор денег необходимо какое-то время, встречу с просмотром видео и последующим его выкупом назначили на среду, 23 ноября. Провести ее решили в людном месте, и хитрый толстяк предложил кафе «У Рыцаря». На что Вадим, выпустив густой сигарный дым в лицо Борису Михайловичу, улыбнулся, и выбрал одну из сетевых кофеен в центре. Свин должен был прибыть туда без охраны к часу дня, с дипломатом купюр по 100 евро.

Свин даже не был зол, когда шел к своей машине. Он был напуган.