* * *

Сон был ярким и четким, словно жизнь без наркотиков. Мы что-то делали с Ирой за одним столом – причем, стоя. Друг напротив друга. То ли пельмени лепили, то ли деловые бумаги разбирали и разговаривали. Это совершенно не важно. Она случайно меня задела, и я в шутку бросил:

– Грубиянка!

Она заканчивала фразу и не сразу среагировала, и только через целых 3, а то и 5 секунд деланно возмущенно воскликнула:

– Я грубиянка?! – и бросилась за мной, вокруг стола с твердым намерением отшлепать. Я, убегая и давясь от смеха, успел припомнить ей эту паузу:

– Нет!!! Ты – тугодумка! – и рванул в другую комнату. Она догнала меня там, мы обнялись – как-то чересчур нежно, но совсем не как любовники, хоть и целовались – или я просто слизывал ее слезы? Она с болью в голосе произнесла:

– Ты моя шишка. Мне хочется больше уделять тебе внимания, и жалеть. Потому что сам ты себя жалеть не можешь…

Я подумал, что шишка – это из-за того, что я на видном месте и ей больно от меня. Но узнать правильность моих выводов мне не довелось. Зазвенел будильник. Я проснулся, хотя все еще находился всем своим существом в ее объятиях, безумно ласковых, но при этом абсолютно не сексуальных. Было ясно, что чувства переполняли и ее. Правда, это была не любовь. Точнее, не страсть и не желание, а что-то вроде ответственности за тех, кого мы приручили.

И еще, у нее был какой-то странный акцент – он легко узнавался, был приятен, и его вполне можно было бы вписать в графу особых примет. Акцент делался в каждой фразе – сначала сила голоса нарастала, а с середины фразы с такой же скоростью затухала. Это было, как езда на горках. И на этих горках я бы катался всю оставшуюся жизнь. Даже если во фразе было всего одно слово, состоящее из нескольких слогов, оно тоже подчинялось этому закону, иногда даже казалось, что Ира с ловкостью опытного фокусника делает в слове два ударения, и это было очень мило. Потому, что больше никто не умел так говорить. И потому, что это была Ее особенность…

Пробуждение прошло больно. Разница между нашими текущими отношениями и теми, что были во сне, никак не хотела помещаться в голове. Безумно хотелось позвонить Ирке и начать все заново. Просить прощения, прощать самому, глотать свои слезы и слизывать ее.

Хорошо хоть, вовремя очухался какой-то изначальный хохмач в моей голове, выдувший огромный переливающийся мыльный пузырь с надписью «Недостаток соли в организме?», и тут же громко его лопнул неприличным звуком, разом вернув меня на землю.

Было ясно, что если я начну развивать эту тему, депрессия вернется, и вместо ожидаемого сегодняшнего крохотного шажка вперед я сделаю два шпагатообразных шага назад. А то и вовсе разревусь и убегу в детство…

Зима отменялась – снова заметно потеплело, на улице все оттаяло. К счастью, прохождение теплого фронта не сопровождалось дождем. По мне, пусть уж лучше мороз, чем плюс 10 с капанием на уставшее настроение и бедные мозги.

Следовать принятому накануне плану я начал уже через полчаса после пробуждения. Трехкилометровая пробежка, зарядка, контрастный душ. После бритья никаких цветочных ароматов – единственно уместная неутолимая свежесть Issey Miyake, воплощенная в его гениальном L’eau D’issey. Овсянка и кофе с сыром на завтрак.

Следующий шаг был не очень логичным. Но мне он показался красивым, и – интуитивно – правильным. Идею я взял из философии единоборств, которые в бою частенько используют инерцию противника, усиливая ее в нужном направлении, и, таким образом, лишая врага равновесия. Самым вероятным предполагаемым направлением следующего удара неприятностей «по мне» я считал свою работу. Должность айтишника в «Колосов и А» была единственным источником моего дохода. Кроме того, гаденыш Колосов в настоящее время был для меня тем начальником, которого я бы охотно порвал, аки Тузик грелку. Причем, сделал бы это в нерабочее время, абсолютно бесплатно и с превеликим удовольствием. Хоть вдоль, хоть поперек…

На работе я появился с твердым намерением уволиться – несмотря на то, выплатят бонус, или нет. Однако, просочившиеся слухи из бухгалтерии обещали долгожданную премию после обеда, что породило здравую мысль чуток обождать. Денег не было, а я должен был и за покраску машины, которую нужно было забирать сегодня, и Жорику, да и за квартиру платить надо было.

Настроение было полностью нерабочим. Идея собственного увольнения порубала в капусту все жалкие попытки приносить пользу и зарабатывать деньги для совратителя Ирины и его корпорации. Я сидел у компьютера, опасаясь выходить из отдела – боялся встретить где-нибудь в коридоре Колосова и разбить ему лицо. Или убить чем-нибудь. Фикусом, например. Или своим продавленным креслом. Или просто ему глотку перегрызть. Все вышеперечисленное было для меня совершенно не нужным, да еще и уголовно наказуемым.

Посвященный в мои планы насчет увольнения Мишка возмутился, так как не знал большинства подробностей. А о том, что мы расстались с Ириной, из моих друзей вообще никто не знал:

– И чего? Уволишься, а потом? Ты себе работу другую нашел?

Крыть адекватными аргументами возможности не было – иначе пришлось бы рассказывать всю предысторию, а этого ох как не хотелось! Поэтому я просто обиженно надул щеки и отвернулся к чашке с кофе.

– Нет повести печальнее на свете, чем повесть о заклинившем Reset'е! – выдал мне диагноз Мишка, и, пожав плечами, уткнулся в свой монитор.

К чему еще прислушиваться, как не к словам друзей? Немного поостыв и вспомнив в охлажденном состоянии, что не израсходовал полностью положенный мне отпуск, я поднялся к Алине. В конце концов, уволиться я всегда успею, а пока просто «уйду в отпуск». За время отдыха может многое произойти. Или падишах сдохнет, или осел помрет…

На столе шефини, как всегда, отсутствовал и намек на аккуратность. Если что и было на нем образцового, так это беспорядок. Начальница моя сидела без настроения, и я вполне смог бы поработать ее отражением, если бы как-то решился вопрос разницы полов.

Алина работала с компьютером, и при моем появлении свернула программу, подняв на меня уставшие глаза. Но я успел заметить в отражении второго монитора, сейчас выключенного, что свернутая программа была обычной игрушкой – убийцей времени. Это было странно – сам я подобного за ней не наблюдал, и даже ни от кого не слышал, что она способна так наплевательски относиться к своему времяпрепровождению.

Не став надолго отвлекать явно выбитого из колеи человека от невинного развлечения, я вкратце изложил свою просьбу о желании догулять неиспользованную часть отпуска, и был с легкостью благословлен на две недели безделья. Она тут же позвонила в бухгалтерию, и попросила начислить мне отпускные. Из непродолжительной беседы Алины с главбухом я понял – бонус действительно выплатят сегодня, а если мне повезет, то вместе с ним я получу и отпускные.