Мы, сами того не понимая, приехали туда, куда и хотели.

Где-то здесь мой отец восемнадцать лет назад убил последнего единорога, здесь ведьма забрала сердце Эммы, чтобы спасти мою жизнь, здесь все началось и, возможно, закончится.

Эмма

– Я как увидел, что в проклятый дом кто-то стучит, перепугался, думал, ведьмины приспешники заявились. – Мужчина, к которому нас привел Кэрлайл, активно жестикулировал, широко раскрывал глаза, а в моменты особого эмоционального напряжения глубоко вдыхал, будто собирался нырять под воду, и тараторил уже на выдохе: – Сюда почти восемнадцать лет никто не приезжал. Последний раз был какой-то вельможа, при нем слуга. И чего забыли в наших краях, ума не приложу.

– А что за ведьма такая, которую все боятся? И куда подевались остальные жители? Деревня будто вымерла, – задал вопрос Ричард.

– В этой части почти никого не осталось – место, говорят, проклятое. Шутка ли, целую семью вырезали! – Мужчина, как гостеприимный хозяин, стал подкладывать в наши и без того полные тарелки разваренный картофель, золотистый от свиного сала, посыпанный изумрудной зеленью; вот только аппетит напрочь отбило всем, кроме самого хозяина. – Да вы кушайте. Вы, я смотрю, тоже не из простых, но зачем-то в нашу глушь прибыли. Не секрет – для чего?

– Никакого секрета, – беззастенчиво отозвался Кэрлайл, ковыряя в своей миске деревянной ложкой, – мы заблудились.

Я согласно закивала. Хотя, наверное, поздно было врать крестьянину, учитывая, что Кэрлайл успел рассказать о своей работе лекарем.

– Ага, заблудились, значит, – закивал хозяин дома, глядя на нас с хитрецой. – Оно немудрено, места здесь дикие. Кого только не встретишь, в горах даже единороги водятся. Слыхали о таких?

Ричард поперхнулся и закашлялся. Хорошо еще, к еде не притронулся. Переполошенный хозяин ловко подскочил и постучал его по спине, не догадываясь, кого на самом деле лупил что есть силы.

– Вы уверены? – наконец смог выговорить Ричард. – Единороги? У вас?

– А чего такого? Когда мой прадед жил, так они тут табунами паслись. Ну ладно, не табунами, но пару с жеребятами точно встретить можно было.

Ричард хотел еще что-то спросить, когда я опередила его:

– Скажите, пожалуйста, кто жил в том доме, где мы ночевали? Может быть, вы помните.

– Помню, золотце, – улыбнулся мужчина, – вот вчерашний день едва теплится в памяти, а спроси, чего двадцать лет назад произошло, сразу и отвечу. Семья там жила: мужик, баба и дочка мелкая. Пацан еще был, но тот вроде как в колыбельке заснул и не проснулся. А девчушка выжила. Хорошая была, хоть и диковатая, сторонилась людей. На тебя, кстати, похожа, такая же светленькая, глазенки – что трава поутру.

Я сидела ни жива ни мертва.

Перед моим внутренним взором черными тенями поднимались воспоминания. Молодой мужчина, высокий, казалось, упирающийся макушкой в потолок, и хрупкая женщина рядом с ним. Я видела их, и на душе становилось тепло и спокойно. Я их не помнила, но ощущала родство душ. От женщины пахло парным молоком и свежескошенной травой, от мужчины – огнем и железом. Мне хотелось прижаться, обнять и не отпускать их никогда. Но что-то произошло, будто оборвалась некая нить, а дальше – провал.

Черная, беспросветная мгла, и вот я уже лежу укутанная в одеяла в мерно раскачивающейся кибитке Агве.

– Что с ними произошло? – Спрашивать не хотелось, но я должна была знать правду.

– Так я и говорю: ведьма их извела. Жила она тут всегда. Я с прадедом гуторил, что и он ее застал, когда пацаном был. Правда, лицом ведьма менялась. Он ее помнил статной, поджарой, с косой в кулак. А я видал худющую, что жердь, на лице только нос торчит, глазищи ввалились. И не старая же совсем, а глянешь и перепугаешься. Оттого и жила одна без мужа – кто на такую позарится.

– Видимо, нашелся один, если у ведьмы дочка была. – Ричард поздно понял, что сболтнул лишнее, но хозяин дома точно не заметил конфуза, радостно подхватив:

– Была дочка, твоя правда! И откуда взялась, знамо дело. Надругались над ведьмой мужики местные. Хотели хату спалить, чтобы она девкам отвары любовные не давала, да, говорят, как вошли, глянь, перед ними не сухая кикимора, а королевна – не меньше, ну и не сдержались. Когда очухались, ведьма уже в своем настоящем облике. Сама хохочет-заливается, а мужики из ее дома до самой околицы пятились да все смех дьявольский слышали. Двое потом разума лишились, одного из петли едва вытащили. Ведьму прогнали за границу деревни, поближе к горам, пусть там с лошадьми рогатыми якшается.

– Если она была такая злая, почему народ ее терпел? – снова вступил в беседу Ричард.

– Да кто же ее знает, – мужчина пожал костлявыми плечами. – Да и злая ли? Вроде никому ничего плохого не сделала, помогала даже. Плату брала большую, правда. Просила за свою помощь у кого кролика, а кому-то и целую корову велела отдать. И ведь шли к ней, животину тащили. Но у самой ведьмы никакого хозяйства не было. На месте резала и мясо в огонь кидала, вроде как жертвовала.

– Постойте, – прервала его я, – как же не злая, если ее за пределы деревни выгнали? И про семью вы еще сказали…

Я едва сдерживалась, чтобы не наговорить лишнего, не спугнуть так щедро предоставляющего информацию крестьянина.

– Она никого на аркане к себе не тащила, дочка. Кто хотел, тот сам шел. Ведьма после того, как мужики ее чести лишили, ребеночка понесла и долго никого не принимала, пока… – Он закашлялся в тряпицу, отвернувшись в сторону, но я все равно заметила алые точки, которые мужчина старательно утер с губ. – Слухи все. Но мне терять нечего. Народ поговаривал, будто сам король к нам охотиться приезжал, застрелил одного единорога даже. И на той охоте пострадал его сын, принц, значица. К ведьме его уже чуть ли не мертвым принесли, а она его выходила. И как король укатил восвояси, тут поняли: нет семьи, которая в доме жила, где вы ночевали. Уж не знаю, кто видал и почему не помешали, но вроде рассказывали, что слуга королевский девчонку уносил. В дом всей гурьбой уже потом пошли, а там кровищи, чуть не по потолку брызги, и нет никого.

Слушать дальше не было никаких сил, и я выбежала на улицу, жадно хватая ртом воздух. Казалось, еще немного – и мои внутренности вывернутся наружу.

Я вспомнила почти все, об остальном догадалась.

Могучий мужчина и хрупкая женщина – мои родители. Я провела ночь в доме, где их когда-то убили, и потому всю ночь мне снился кошмар, в котором я переживала давнюю трагедию снова и снова, без возможности прекратить пытку. Проснулась в слезах и долго не могла успокоиться, а тем более пересказать Ричарду и Кэрлайлу свои догадки. Просто не получалось вытолкнуть из себя слова, от которых горло, казалось, начинало кровоточить, а сердце стучало так, будто отбивало последние мгновенья моей жизни.

От дома я далеко не ушла, без сил опустилась на траву и дала наконец выход слезам.

Мои спутники, скорее всего, понимали, что мне нужно побыть одной, потому не спешили выходить следом. Я смотрела на места, где когда-то родилась и жила, узнавая и не помня одновременно. Это было до невыносимого тяжко, слезы лились не переставая, а облегчение никак не наступало.